Стальной альков. Филиппо Томмазо Маринетти
и грозный, он приближается к излишней кокетливой Даме, которая всё сильнее галдит и бранится на своих обожателей в долине.
Прекрасная стальная Дама плотоядно вдыхает будоражащую смесь ночных ароматов: ванили, фиалок, акации и дикой мяты, с преобладанием терпкого запаха баллистита [30].
Кажется, что она, обезумев от радости, исполняет свой странный танец с изогнутой спиной. Дымятся её распущенные волосы. Пулемётчик сжимает её бока, и гигантская тень этой странной пары танцует в свете прожектора, в ста метрах от нас, в огромном круге света, отброшенном ярким лучом прожектора на плотном полотне тумана. Рядом, внизу, вверху, вокруг – колышутся причудливые тени: наши. Запутанная перспектива бесчисленных призрачных зеркал этого празднества.
Буко говорит мне: «Как прекрасна моя дама! Элегантнейшая! Как хорошо она танцует! Она немного капризна и обидчива, но только не со мной. Со мной она хороша! Она всегда верна мне, она предпочитает меня всем остальным! Она отдаёт мне всю себя… Она наслаждается, поистине, наслаждается, когда я покрываю её масляными поцелуями. у меня имеется специальное масло для этой дурочки, болтуньи, которая всегда лезет поперёд нас!»
Мы ясно слышим, как очереди австрийского пулемёта шпарят вовсю в тёмных зарослях, в двух метрах над нашими головами.
Дама на балконе насмехается, издевается над ним во всю мочь: «Идиот та-та-та-та-та-та Идиот та-та-та-та-та».
Ей отвечает множественное эхо, отражающееся от лицевой стены, но большое облако, несмотря на дерзкие усилия прожектора, мешает нам разглядеть австрийскую дорогу, по которой спускаются атакующие. Возбуждённое или соблазнённое эхо даже хохочет, захваченное празднеством, умножающее свои длинные джа-а-а-а-а джа-а-а-а-а- джа-а-а-а-а.
Это напоминает шум гравийного оползня, или скорее крики людей, доносящиеся из-под взорванной роскоши скалистых палаццо. Высокие звёзды мерцают, как световые сигналы отдалённого межпланетного сражения.
Нет! Нет! Это бубенцы приглашённых пружинящих небесных экипажей! Тысячи и тысячи далёких смеющихся женских ртов, обращённых к зениту. Они размахивают руками, жестикулируют, осыпая танцующих жемчужинами, мучительными жемчужинами, способными вскоре превратить танец в битву тугих молний, оспаривающих друг у друга горные колокола. Но, увы, звёзды уже вновь стали тем, что они есть на самом деле: рубинами, украшающими колышущиеся воланы на юбках божественных танцовщиц, которые, к сожалению, никогда не танцуют с нами! Я прощаюсь с Буко и ступаю под лиственный свод. Хлопаю по плечу огромного артиллериста.
Мы на одной из орудийных площадок батареи Мелодии. Фоок! срррррррррррр. Мы следим за полётом 58-миллиметрового снаряда. Вот он снижается, визжа, ниже, ниже, в долину. СКРАБРАААНГ. Вновь начинается ход сообщения.
III. Химическая атака и голубое сияние
На высокогорных лугах, простирающихся в месте слияния Астико и Ассы, сражение разворачивается перед нами миллионом лихорадочных
Баллистит, один из первых нитроглицериновых бездымных порохов, состоящий в одном из последних вариантов из равных частей пороха и нитроглицерина.