Стальной альков. Филиппо Томмазо Маринетти
предчувствующих острый толчок дьявольской стальной рыбы, которая их разрушит. Они напоминают также трупную бледность на фоне серо-зелёного дымного моря этой подводной зари, под натиском бесчисленных ненасытных взрывчатых акул.
Дали, долины, ложбины, овраги, котловины и ручьи пробудились, они стонут, плачут навзрыд и кричат во всю мочь. Затем гнев переполняет их, и они взрываются, разлетаясь во все стороны с хрюканьем, отрыжкой, плевками и рвотой. Широкие долины негодуют, они звучно переваривают происходящее, неторопливо проглатывают тяжкий грохот, чтобы тут же отрыгнуть его обратно пережёванным, под зубовный скрежет эха, сверкающего и звенящего от страсти.
Мы чувствуем, как под ногами скрипят лёгкие, чавкают кишки и причмокивает горный сфинктер, до самого дна заполненный бесконечным грохотом. Позади нас обрушивается лавина обезумевшего от страсти эха. Я различаю в этом грохоте овалы, сферы, спирали, пирамиды, кубы, полосы, теснящиеся в диком напряжении сражения. Схватки, погони, перебежки, прыжки, кувырки и безумные совокупления шумов.
Эхо уже стало опытнейшим из экспертов, оно всегда на страже.
СПРАНГ – СПРАНГ канонады и БРАААА БРААА эха. Высотная галёрка переполнена свистящим и шикающим эхо. Оно обильнее канонады. Каждый орудийный залп поджидают 10, 20, 30 эхо, готовых расплющить грохот, растерзать, разорвать, расплавить, выжать, растянуть, раздробить его, чтобы затем разметать вокруг с брызгами, плевками, шутками, насмешками и бесконеееееечным смехом, смеееехом, смеееехом.
Я слышу, как где-то очень далеко позади меня грохочут колоссы, шутя попирающие листовую сталь Адриатического моря. Наверняка, в партере венецианской низменности аплодируют и хохочут. В небе тысячи шумовых гимнастов раскачиваются на ветряных трапециях, играют и смеются.
Мы не можем смеяться с лицами, спрятанными под английскими респираторами, надетыми на нас, с их трубками, с причудливыми профилями водолазов, погружённых в море удушливых и слезоточивых газов. Это ужасный иприт!
Офицеры проверяют английские респираторы на лицах солдат. У всех них уродливо удлинённый нос из каучуковой трубки, спускающейся из жёлтой торбы. Одни напоминают муравьедов, другие раскачивают таинственными пупочно-носовыми канатами. Внезапно позади нас вспыхивает свет: странный клубок перепутанных чёрных смолистых нитей, кипящих и дымящихся, подвешенных, как свиные туши, распространяющих вокруг резкий антиипритный запах.
Траншея напоминает химическую лабораторию, полную сумасшедших учёных. Возможно помешавшихся от непрерывных новых смесей, всё более опасных, едких и убийственных, непрерывно поступающих из огромного перегонного куба долины сюда, к нам, готовым, хотя и немного задыхающимся, отразить эту лирическую и в то же время научную химическую атаку: ацетилен, сероуглерод, сернистая кислота, хлорпикрин.
ТУМ-ТУМ БРООНГ
нашей 75-ой полевой
эхо отвечает
БРАА
бу-бу-бу-бу-бу-бу
ву-ву-ву-ву-ву-ву-ву
На