Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа. Глеб Андреевич Васильев
я, и мы выпили.
– Моя бабушка говорила, что для счастья женщине нужен мужчина, который бы любил ее больше, чем она его, – сказала Вика и снова закурила.
– А моя бабушка говорила мне «мой руки», «скушай пирожок» и «не забудь пописать на дорожку».
– Бабушки умные. Только я непутевая, – Вика вздохнула. – Всегда не в тех влюбляюсь.
– А я почему «не тот»?
– Сам знаешь, – нахмурилась Вика. – Налей лучше еще водки.
Я налил и мы выпили. Вика молча смотрела на стремительно темнеющую в спускающихся сумерках воду Яузы, а я смотрел на Вику. Красивая она или нет? Люблю ли я ее, и если да, то сильнее ли, чем она любит меня?
– Знаешь, у тебя очень красивый череп, – неожиданно для самого себя сказал я.
– Ого! Вот так комплимент. Спасибо, Степа, ты знаешь, как сделать девушке приятно, – Вика рассмеялась.
– Просто я нашел ответ, в чем смысл… в чем смысл смерти, – мой язык начал заплетаться. Я нащупал в кармане найденный сегодня или шесть лет назад брелок.
– Это очень хорошо, Степа, – Вика притянула меня к себе и поцеловала.
– Хочешь, расскажу? – спросил я.
– Не надо. Хорошо, что ты нашел ответ для самого себя. Но что хорошо для Степы, то для Вики смерть. Тебе еще не пора домой возвращаться?
– Гонишь меня?
– Нет, конечно. Моя мечта, чтобы ты всегда был рядом. Но почему-то сбываются только желания, а мечты – никогда.
– А в чем разница между мечтой и желанием?
– Я же сказала – мечты несбыточны, глупый, – Вика взъерошила волосы на моей голове. – Допиваем, что осталось, и по домам.
9
Едва я переступил порог квартиры, на меня набросилась мама.
– Степа, где тебя носит! Я тебе обзвонилась, а абонент все недоступен и недоступен.
Я достал телефон. Дисплей был мертвенно-серым.
– С девушкой гулял, а телефон я не знаю, что…
– Ну-ка, дыхни. Понятно, опять напился. Хорошо хоть адрес снова не забыл. Ира тебе пять раз звонила.
– Какая Ира? – спросил я.
– Одна из твоих девушек, – мама презрительно поджала губы.
– У меня их много? – удивился я.
– Не знаю. Ты мне ничего не рассказываешь. Если собираешься ужинать, то поторопись, все уже почти остыло, – мама бросила на меня еще один взгляд, выражающий крайнее неодобрение, и ушла на кухню. Я проследовал за ней.
– Мам, а почему папа сегодня днем дома был?
– А где же, по-твоему, он должен был быть?
– На работе.
– Ты издеваешься? На какой еще работе? Четвертый год пошел, как нет у него никакой работы
– Я не издеваюсь. Просто… забыл.
– Конечно, тебе дела нет до того, как мы тут живем. Не сын родной, а квартирант какой-то – пришел, поел, поспал и ушел. Ни со мной не разговариваешь, ни с отцом. Все из тебя клещами вытягивать приходится. Ну да что уж теперь, что выросло – то выросло, – в маминых глазах блеснули слезы. – Сами виноваты, не воспитали тебя как следует. А ведь старались,