За несколько стаканов крови. Игорь Мерцалов
вышел сам староста. Назвался он Дакакием Зачтожьевичем. Это был мятый и всклокоченный мужчина маленького роста, согнутый не то заботами, не то рефлекторным почтением ко всем, кто выше его; тем не менее взгляд имел чистый, и в глазах как будто светился какой-то каверзный вопрос, на который очень не хотелось отвечать.
С ним вышли домовой и овинник, похожие на хозяина, как зеркальные отражения.
Тучко извинился за поздний визит и попросил продать ему мешок овса для лошадей. Староста распорядился, овинник принес мешок, домовой помог ему погрузить ношу и принял деньги.
– А не найдется ли горилки, хозяин?
– Простите, сударь, не держим-с.
– Жаль. Ну, бывай, Дакакий Зачтожьевич! Извини, что поднял среди ночи.
– Что вы, сударь, никакого беспокойства, мы и не ложились еще…
– От Лионеберге до Майночи путь неблизкий, надо запастись.
– Конечно, конечно-с…
– Тут вслед за мной еще приятели должны подтянуться – вернее всего, завтра с утречка. Ты их не пропусти, Дакакий Зачтожьевич, и, если с пути собьются, направь, так и скажи: мол, сам Хмурий Несмеянович просил передать, что направляется в Майночь, и пускай догоняют как хотят. Запомнил?
– Не беспокойтесь, сударь, все как есть запомнил, так и передам-с…
– Ну, с тем и прощай!
Тучко тронул коней с места, и вскоре убогое Шинельино навсегда осталось позади.
Минут двадцать брика ехала по столбовой дороге, потом Тучко свернул на малоезжий проселок. Последовали еще два поворота, во время которых даже Персефоний потерял направление. Окольные дорожки вились и вились, однажды где-то слева между ветвей мелькнул желтый огонек в окошке, но тут же исчез за частоколом осин и берез, однако Хмурий Несмеянович его приметил и вскоре сделал еще один поворот.
Спустя немного времени деревья расступились, и Персефоний по звездам установил, что они держат путь на северо-запад. Повозка затряслась по кочкам разъезженного проселка. Проплыло по правую руку какое-то селение, и вот раскинулся перед путниками широкий шлях.
Хмурий Несмеянович зевнул, посмотрел на небо – до рассвета оставалось еще часа три – и сказал:
– Твоя очередь, корнет. С лошадьми управишься?
– Полагаю, да.
– Вот и садись на мое место. Нам пока вперед и вперед.
Он перебрался в повозку, отыскал под сеном какую-то мешковину, завернулся в нее и мгновенно заснул.
Персефоний правил, пока не зарозовела заря. Приметив ручей недалеко от шляха, он остановил повозку, напоил усталых лошадей, засыпал им в торбы овса и разбудил бывшего бригадира, только когда из-за деревьев брызнули первые лучи солнца, больно хлестнув по глазам.
Последним, что он услышал перед тем, как предаться забвению, завернувшись в ту же мешковину с головой, был стук копыт. Хмурий Несмеянович снова тронулся в путь, не дав лошадям полноценного отдыха: опасался, что Эргоном медлить не станет.
Глава 8
Эргоном строит планы
Хмурий Несмеянович не лукавил и не льстил себе,