Платье королевы. Дженнифер Робсон
она ждала, когда уймется боль в руках. После освобождения прошло почти два года, а она все еще слаба. Что говорил американский врач? Хорошая еда, отдых, посильные физические нагрузки и, прежде всего, терпение – тогда она снова станет собой.
Добросердечного врача до глубины души потрясли страдания, которые ей довелось пережить, и он сделал все возможное, чтобы ей помочь. И все же он ошибся: ни свежий воздух, ни сытная еда, ни приятные прогулки под ласковым солнцем никогда не вернут того, что у нее отняли. В день, когда решение созрело, Мириам написала подруге, знавшей ее достаточно хорошо, чтобы понять. Катрин ответила на следующий день.
20 февраля 1947
Моя дорогая Мириам!
Сможешь ли ты выделить время, чтобы увидеться со мной перед отъездом? Я не стану тебя отговаривать – уверяю тебя, я понимаю твои резоны, однако хочу попрощаться как следует. Скажем, в четверг вечером, в шесть часов? Я живу с Тианом в его новых апартаментах. Предупрежу персонал, что ты придешь. Если время тебе не подходит, дай мне знать.
Тиан – не кто иной, как Кристиан Диор. Тот самый Диор, чья коллекция нарядов несколько недель назад покорила весь мир. Мириам сделала вышивки на нескольких платьях, – месье Диор высоко ценил вышивальную мастерскую «Maison Rébé». Однако она не встречалась с самим модельером и никогда бы не смела даже надеяться, что такая встреча состоится благодаря дружбе с Катрин.
Проходя в апартаменты Диора через парадную дверь, Мириам чувствовала себя весьма странно – великосветской дамой, прибывшей на примерку нового туалета. Но попробуй она пробраться незаметно через вход для персонала, Катрин непременно узнала бы.
Мириам проводили в изящно обставленную комнату, проявляя всяческую любезность и предлагая всевозможные напитки, и только когда она решительно отказалась от угощений, ее оставили в одиночестве. Впрочем, лишь на мгновение, поскольку дверь тут же распахнулась, и вбежала Катрин.
– О, моя дорогая, как я рада тебя видеть! Садись, дай на тебя поглядеть. Хочешь чего-нибудь? Чашку кофе? Травяного чаю?
– Нет, спасибо, мадемуазель Диор, – ответила Мириам, вдруг смутившись. Сколько бы ни длилась их дружба, к ней вышла сестра величайшего в мире кутюрье.
Однако подруга покачала головой и взяла Мириам за руки.
– Для тебя просто Катрин. Я настаиваю. А теперь расскажи мне, что случилось.
– На прошлой неделе начался судебный процесс. Уверена, ты помнишь, я об этом говорила.
– Про соседа твоих родителей? Того жандарма?
Мириам кивнула. Она пошла на первое заседание, рассчитывая стать свидетелем свершившегося правосудия. Адольф Леблан жил рядом с родителями Мириам, сколько она себя помнила, и за много лет он ни разу не поздоровался, ни разу не справился о здоровье, ни разу не позволил ей поиграть со своими детьми. «Грязная еврейка», как ее называли, научилась опасаться и детей, и их краснолицего, громогласного отца.
За облавой на ее семью стоял