Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.. Антология

      И вдруг находит выход – и в него

      Врывается, неудержим, как время,

      Крушащее надежды, – таково

      Любови женской тягостное бремя,

      Которого не удержать в руках;

      Таков конец столь долгих вожделений:

      Все, что ты создал в каторжных трудах,

      Становится добычею мгновений.

      Все, что купил ценою стольких мук,

      Что некогда возвел с таким размахом,

      Заколебалось, вырвалось из рук,

      Обрушилось и обратилось прахом!..

      Стенания бессильны пред Судьбой;

      Не сыщешь солнца ночью в тучах черных.

      Там, впереди, где в скалы бьет прибой,

      Где кедры встали на вершинах горных,

      Не различить желанных маяков,

      Лишь буйство волн и тьма до горизонта;

      Лампада Геро скрылась с берегов

      Враждебного Леандру Геллеспонта.

      Ты видишь – больше уповать нельзя,

      Отчаянье тебя толкает в спину.

      Расслабь же руки и закрой глаза —

      Глаза, что увлекли тебя в пучину.

      Твой путеводный свет давно погас,

      Любви ушедшей жалобы невнятны;

      Так встреть же смело свой последний час,

      Ты выбрал путь – и поздно на попятный!..

      Пастух усердный, распусти овец:

      Теперь пастись на воле суждено им,

      Пощипывая клевер и чабрец;

      А ты устал, ты награжден покоем.

      Овчарня сердца сломана стоит,

      Лишь ветер одичало свищет в уши;

      Изорван плащ надежды и разбит

      Символ терпенья – посох твой пастуший.

      Твоя свирель, что изливала страсть,

      Былой любви забава дорогая,

      Готова в прах, ненужная, упасть;

      Кого ей утешать, хвалы слагая?

      Пора, пора мне к дому повернуть,

      Мгла смертная на всем, доступном взору;

      Как тяжело дается этот путь,

      Как будто камень вкатываю в гору.

      Бреду вперед, а сам назад гляжу

      И вижу там, куда мне нет возврату,

      Мою единственную госпожу,

      Мою любовь и боль, мою утрату.

      Что ж, каждый дал и каждый взял свое,

      Наш спор пускай теперь Господь рассудит.

      А мне воспоминание ее

      Последним утешением да будет.

      Проходит все, чем дышит человек,

      И лишь одна моя печаль – навек.