Третий эпизод. Роман. Евгений Стаховский
не заметил как быстро мы скатились к моей болезни, впрочем, о чём ещё я могу разговаривать. В один момент мне так захотелось раскрыться, что я перестал думать о том – могу ли себе это позволить, тем более, что я понял, что могу себе это позволить.
Я проникал в серьёзность и скучность своего положения, пока говорил о нём нестройными фразами. Макс то и дело замечал, что я себе противоречу, и я пускался в дополнительные пояснения, увязая всё глубже. Пока я говорил, что моя терапия похожа на проституцию, что я плачу за то, чтоб со мной хоть кто-нибудь поговорил, чтоб я сам мог говорить – я неизбежно вышел на убеждённость, что у меня нет друзей, никто не может принять эту роль. Я понимал, что мои слова звучат грубо, невежливо, обидно, но раз уж я сказал «А»… поздно беречь чужие чувства. И Макс с этим справится. Он всегда был человеком, с которым я мог разговаривать довольно свободно. Раньше был, и остался тем же – это я изменился.
Я не сказал ему и сотой доли того, что мог, но главное – я понимал правдивость и искренность своих слов, удивляясь тому, что вообще решился их произнести.
Он говорил, что пробелы в общении нормальны для старых друзей. Я соглашался, но кивал на то, что пробелы нормальны для старых друзей в стабильном эмоциональном состоянии, к тому же – не измученных стыдом.
Он отвечал, что достаточно лишь сформулировать запрос, но тут же осекался, признавая, что я никогда не формулирую запросов. И это – не поза, не гордыня, не надменность. Это – стыд. Неспособность показать свою возможную слабость. И именно на это, в том числе, должна быть направлена моя терапия. Не стесняться себя, не стыдиться проявления своих чувств.
Поздно вечером Макс прислал мне неожиданное sms. Неожиданное не потому, что от него, а потому что я совсем не ждал продолжения. Кроме того, я так давно ни от кого не слышал ничего подобного.
«Женя, любимый мой, дорогой, прости меня, что я тебя бросил в такой ситуации. Я действительно только сегодня это понял. Понял насколько вообще всё это серьёзно. Не буду уже оправдываться, я правда тебя бросил, не понял, не увидел. Но речь не обо мне. Я тебя искренне люблю и ценю, и как зачастую происходит, именно любимыми людьми мы пренебрегаем, думая, что всё под контролем, и всё понятно. Вот такая искренность.
Теперь что я могу? только ещё раз попросить прощения и постараться что-то исправить и быть ближе. И я постараюсь».
В ответ я отправил «Спасибо», почувствовав как во мне моментально проснулась неловкость. Эти слова приятны. В то же время они очень смущают. Я так привык к тому, что не могу вызывать искреннего интереса, искреннего внимания, не говоря о сочувствии, что вижу подвох там, где его нет.
Или дело не в подвохе. Я и правда очень стесняюсь. Это чувство трудно описать. Ещё и потому, что оно редко просыпается, а редкость его пробуждений связана с тем, что я редко слышу слова, звучащие искренне. И моя реакция – реакция на искренность. Я чувствую правду – и должен отвечать тем же. То есть подобная искренность предполагает обязательства. Мои обязательства. Странным образом я должен соответствовать –