Девушка А. Эбигейл Дин
раздражение, – это было мое спасибо.
Разговаривали мы и о будущем.
– Задумывалась ли ты когда-нибудь о том, что бы тебе хотелось делать?
– О профессии?
– О профессии и не только. Где бы тебе хотелось жить, что повидать, какие занятия попробовать.
– Мне нравилась история, – ответила я. – В школе. И математика. Мне многие предметы нравились.
– Вот как? – Она глянула на меня поверх очков. – Это нам пригодится.
– У меня была книга «Мифы Древней Греции», – сказала я. – Пожалуй, я хотела бы побывать в Греции. Мы с Эви решили, что когда-нибудь вместе туда отправимся. Мы рассказывали эти мифы друг другу.
– И какой был твой любимый?
– Про Минотавра, конечно. Но Эви он казался страшным. Ей больше нравился про Орфея и Эвридику.
Доктор Кэй убрала блокнот и положила руку рядом с моей, но так, чтобы не коснуться меня.
– Ты непременно побываешь в Греции, Лекс, – сказала она. – И будешь изучать историю, математику и массу других предметов. Я больше чем уверена в этом.
Специалисты, которые занимались с нами, пришли к выводу, что наилучший шанс вернуться к нормальной жизни нам даст усыновление. После долгих раздумий нас решили пристроить в разные семьи. У каждого имелись какие-то свои особенности и потребности, а общение друг с другом только затормаживало процесс реабилитации; кроме того, нас было много. Я, конечно, не знаю наверняка, но мне кажется, что на этом решении настаивала доктор Кэй – именно она боролась за него у белой магнитной доски с нашими фотографиями. Вопреки всему, она верила, что время и занятия помогут нам сбросить с себя прошлое, как вышедшее из моды пальто, которое вообще не стоило покупать.
Лихорадочная деятельность, имевшая место в тот период времени, доходила до нас в последующие месяцы и годы в виде лаконичных заключений.
Самых младших разобрали первыми – они были как пластилин, и выправить их казалось гораздо проще.
Ноя отдали семейной паре, пожелавшей остаться неизвестной даже для нас, – доктор Кэй одобряла такой подход, и второй, и третий психологи тоже. Из времени, проведенного на Мур Вудс-роуд, Ной не будет помнить абсолютно ничего. Первые десять месяцев его жизни можно с легкостью стереть, как будто их никогда и не было.
Гэбриела усыновила местная семья, которая пристально следила за ходом дела и впоследствии сделала ряд громких заявлений, требуя уважать их право на частную жизнь.
Далилу – самую фотогеничную из нас – удочерила супружеская пара из Лондона, которая не могла иметь своих детей.
Эви же повезло больше всех – ее взяла семья, жившая на южном побережье. Мне ничего не рассказали о ней, кроме того, что у нее появились новые брат и сестра и что их дом находится недалеко от пляжа.
Я помню, что сообщить мне эту информацию поручили доктору Кэй; также помню, что спрашивала ее, не найдется ли у них комнаты для еще одного ребенка, будучи при этом абсолютно уверенной – это все можно легко разрешить.
– Я