Стальная волчица. Nasty Rey
мама и папа были вместе, иногда, по особым случаям наливали мне стакан терпкого красного вина или отличного хлебного пива. В такие моменты мама шутила «бездонная бочка-дочка, как не пои, все трезвая». Разумеется, фраза произносилась в плену незначительного похмелья, но с тех пор папа называл меня амазонкой. Известный факт женщины-воины никогда не пьянели, можно сказать это был самый изысканный комплимент.
Усталость единственное, что могло сработать не в мою пользу, и, судя потому, как я выгляжу – сработало. Груз последних событий взвалился на мои плечи непосильной ношей. Похоже, переоценила свои возможности. Однако это не дает ответа, кто меня…Эдвард!
Я вскакиваю пораженная догадкой (фактически, невзирая на затруднительное положение, ванная напротив спальни) настолько быстро, что не замечаю юношу покинувшего душ. Обмотанный полотенцем, парень так и расплывается в дьявольской улыбке.
Трусики падают, бюст летит следом. К пижамному костюму не успела притронуться. Коралловые локоны закрывают спину. Краснею, не в силах шевелиться.
–Меня ищешь? – спрашивает ухмыляясь.
Грей только покинувший свой миниатюрный домик, продрал бусинки. Ошарашенный видом хозяйки питомец, чуть на хвост не сел.
Я сама под впечатлением, что уж говорить о пушистом комочке. Стою, будто язык проглотила. Со мной так впервые. А вот юноша явно разобрался, что к чему. Стоит, не краснеет. Стыдом не пахнет. Грею, простить можно, парню ни за что! У него вообще совести нет, сначала раздел, теперь откровенно пожирает взглядом. Провалиться бы сквозь землю, но этаж не подходящий.
Тянусь к упавшему белью, но нежное прикосновение мозолистых пальцев останавливает.
Выгибаюсь. Спина неестественно ровная, завораживает брюнета. Его глаза мутнеют.
Сердце бешено колотится. Тело напрягается. Мозг лихорадочно ищет пути решения.
–Ты нереально красивая – блаженно замечает, а я не знаю, что делать – Не волнуйся.
Слова действуют как наркотик. Разжимаю кулаки, готовые к удару. Заставляю себя повернуться, встретится с ним лицом к лицу. Он помогает, не убирая тонких вытянутых как у музыканта пальчиков с талии, просто крутит меня.
Секунду он разглядывает грудь, затем живот, спускается вниз. Аккуратно касается мест бывалых полетов. Возвращается к шее. Рассматривает медальон-кулон в виде северной звезды перекрытый месяцем. Откидывает прядь, легонько дотрагиваясь до выступающих костей. Кивает, устремляя взор на алые губы. Долго изучает их изгибы, после чего молча протягивает махровый халат.
Совсем забыла, форточка на кухне на всю ивановскую открыта. Балкон тоже. Да и в гостиной окно нараспашку. Вот откуда приятный холодок. Прямо как в сказке.
В протесте рука сама откидывает теплый шедевр. На мгновение пальцы соприкасаются. Эдвард вздрагивает, как ужаленный, но быстро собирается. Попыток поднять халат не делает, просто притягивает меня к себе настолько близко насколько вообще возможно.
Губы осторожно прижимаются, язык смело и бесцеремонно проникает в мой рот. Раздается