Стальная волчица. Nasty Rey
себя, я кое-как нарыла в комоде потрепанные джинсы с майкой. Оделась непослушными руками. На ватных ногах пройдя на запах подгоревшего блюда, села за стол.
Эдвард, стоя спиной, готовит мой любимый напиток кофе. Край сиреневой рубашки испачкался. Брюки от вчерашнего костюма стали более темными, исиня-черными. На босых ногах простые тапочки. Уверенными движениями, юноша переливает темно коричневое зелье. Не смотрит на меня. Бубнит.
Не вольно глаза останавливают бег на растрепавшихся прямых темно-медных волосах. Мочки ушей, подрагивают. На шее, проступил седьмой позвонок. Сквозь сиреневатую ткань светятся темно-розовые пятна.
–Эд…– я замолкаю, не успевая придумать речь.
Глаза разъярённого красным флагом быка устремляются глубоко в душу.
Один удар, и сердце ушло в пятки. Лед, которым окатило с улицы, несравним с леденящим баритоном:
–Я не повторю, пока не попросишь – избегая огромных глаз, бесцветно роняет парень, грубейшем движением ставя стеклянные кружки на столешницу.
–Угу – все еще пытаясь прийти в себя, киваю, читая на его лице разочарование, удивление и настоящее глубокое потрясение. Видимо он в первый раз получил отказ.
Зеркала полные желания окутывают волной нежности. Будто извиняясь, спортсмен прижимается малиновыми устами к тыльной стороне миниатюрной ладошки.
Звенит будильник-время учебы.
Не сговариваясь, бежим в гостиную, собрать сумки. Конспекты неряшливой кучей застелили пол.
Так вот, что меня сморило! Эврика! Никогда не любила философию, скука смертная.
Тетради волейболиста украшают носки в полоску. Карандаш с ручкой валяются под ботинками. Боты в причудливой позе украшают учебники. Сумка и того хуже служит спальным местом пушистику.
Несколько минут юноша борется с мохнатым, не признавая поражения. Еще бы второй раз за утра получил. Кому такое понравиться?
Толи мстя за хозяйку, толи за отсутствие добавки Грей с силой кусает парня.
Не выдерживая страданий брюнета, беру озлобленного малыша на руки. Нянчу как ребенка, пока зрачки сужаются. Отношу в спальню, любовно кладя на подушку. Целую за ушком, на цыпочках покидая комнату, возвращаюсь к полностью собранному Бейну.
Не говоря протягивает мою сумку, но передумывает. Закидывает на плечо. Отворяет дверь, выходя в пустой коридор.
Дорога до лифта становится мучением. Мы делаем два поворота, прежде чем видим толпу у дверей. Лестница свободна. Ноги сами ведут к ней. Бейн спускается первым. Я догоняю, скользя каблуками по неровной кирпичной кладке.
Мотоцикл остаётся стоять. Автобус сегодня заменит транспорт.
Шум возбужденных ребят растворяется, когда я замечаю перекосившееся лицо Виолетты. Эдвард, гордо шагает мимо, придерживая мою скользящую сумку, как пушинку.
В лекторий заходим едва, не забыв уговор. Молчание становится тяжким бременем.
Я чувствую себя беспомощной черепахой, которой разбили панцирь. Лишили защиты, поглумившись. Что