Босс. Катерина Траум
лучше в разы. И у неё просто нет шансов успеть даже развернуться.
– Да-да, Эми. Прикончи этих больных ублюдков, которые думали, что могут безнаказанно обыскивать мои склады, – мягко подбадривает её Алекс, неспешно приближаясь к ней сзади. Страхуется? Чтобы она наверняка упала замертво раньше, чем попытается спастись? Или просто… нет. Только не это. Дикость и абсурд.
Снова толчок горячего импульса по спине. Вниз и до пяточек, скручивая узлы напряжения. Одна лишь походка, расслабленная, но твёрдая. Один лишь стук ботинок по мрамору – тихий, но пробирающий до костей. Один критический вдох, и терпкий шоколад в горле. Першит.
– Я не стану никого убивать, – решительно заявляет Эми, и не думая подчиняться. Борясь за исчезающий от его близости кислород, пытаясь донести единственную истину. – Они мои друзья.
– Значит, умрёшь вместе с ними, – шепчет обволакивающий баритон где-то совсем рядом. – Закопаю вас на заднем дворе, а сверху посажу… ну не знаю, герберы. Ты вроде их любишь, насколько я помню досье. Или можешь быть хорошей девочкой и делать то, что тебе говорят. И одним трупом станет меньше.
– Эмиии, – снова жалобно тянет Сэм, опуская голову. Его мольба проносится по стенам, уходя дрожью под кожу.
– Нет.
Отлично, суждено умереть – она хотя бы сделает это с честью. Сохранив достоинство и не превращаясь в палача для людей, с которыми несколько лет работала бок о бок, ела пиццу по выходным и пела в караоке на день рождения. Пульс стучит уже где-то в горле, когда она ощущает жар от придвинувшегося сзади тела – и застывает от ужаса, смешанного с ненормальным, аморальным желанием стать ещё ближе. Как же долго она скучала по такому покровительному теплу. Силе… Мужской энергетике, которой хочется повиноваться беспрекословно, как папе, когда он просит принести гаечный ключ.
– Мне нравится твоя категоричность, – выдыхает Алекс опасно близко от её уха, так, что мурашки проходят до самого нутра, превращая нервы в оголённые высоковольтные провода. – Так ещё интересней. Думаешь, я не чувствую? Ты дрожишь. Ты хочешь, но не признаешься. Хочешь выплеснуть эту злость, закричать, но никто ведь не слышит. Думаешь сейчас, что я садист и псих. И ты не другая, Амелия. Или лучше маленькая Эм, как звал тебя разорванный на клочки папочка?
Она приглушённо рычит от боли в центре груди, не чувствуя, как по щекам катятся сырые дорожки. Чёрная вспышка ярости, проснувшейся из гнилой бездонной ямы в сердце, и Эми даже не сознаёт, что поднимает руку с пистолетом. Как, как он может знать?! Как может чувствовать вибрации внутри неё?! Видеть и играть на струнах её боли?! Скрипит зубами от силы, с которой сжимает челюсть.
– Эми, нет! – в два голоса верещат напарники перед ней, но звук рассыпается, не доходит до цели, тонет в этой яме. Их силуэты проступают только сквозь мутную плёнку перед глазами. Моргает, чуть приходя в себя, и пытаясь вспомнить, что у этих парней есть семьи и близкие, и она не имеет морального права выживать за счёт них.
А