К своим, или Повести о солдатах. Константин Константинович Сомов
– как до последнего биться.
Те, что постарше в нательных рубахах, гимнастерки рядом на траве валяются. Один на земле сидит, а другой – череп лысый, мешки под глазами с кулак, голову ему машинкой стрижет, красноармейскую прическу делает. Машинка у него в руке трясется, туда – сюда гуляет и водкой от него, как из бочки разит. Да и от другого не меньше.
Тот, что с машинкой, увидел нас, опустил свой инструмент и говорит Васе:
– Мы должны сохранить свои жизни для дальнейших сражений за Социалистическую Родину, прибегнув к военной хитрости. Понятно, товарищ боец?
Вася кивает.
– Чего уж не понять. Не знаю, кто вы по званию и как вас звать величать, сохраняйте, коль они вам нужны. Воды вот только нет у вас?
– Воды мало, – тот, кого стригли, говорит, – самим бы хватило.
А лысый улыбнулся строго, руку с машинкой от головы его оторвал, так, что тот замычал от боли.
– Мало, не мало, бойцам Красной Армии жалеть нечего, радости вместе и трудности тоже.
Нагнулся, машинку свою положил, взял с травы солдатскую фляжку и Небесному подает.
– Пейте, товарищ боец, да нам оставить не забудьте.
Вася пару глотков из фляжки сделал и мне ее отдал, а я пряжку расстегнул и на ремень ее повесил. Поморщился лысый, но молчит, и дружки его тоже. Автомат то при мне и винтовки у ребят тоже, а они-то свое оружие видать для будущих сражений припрятали. Сплюнул я им под ноги, постоял еще, жду, может, скажут чего, очень мне этого хотелось. Нет, молчат. Махнул рукой ребятам, за мной, мол, и потопали мы дальше без привала.
**
Так и шли. Случалось к колонне, какой прибьемся, надеялись все и все зряшно, что кухня там будет, удастся горяченького похлебать, а обычно втроем топали. Как-то пристал к нам по дороге красноармеец один, высокий, худой, как Кащей, и морда, как у того, страшная, в чирьях каких-то. Без винтовки, один котелок на вооружении. Прокопов фамилия что ли, сейчас уже и не упомню. Он у Овечкина закурить попросил, тот и отсыпал ему табачку по доброте душевной, хотя у нас самих с этим делом небогато было. Мы там все не бог весть, какими орлами казались, но у Прокопова этого вид уж очень несчастный был, вот Коля и сжалился на нашу голову.
Прилип он к нам, видать думал еще, чем на дармовщинку поживиться и сколько шли вместе болтал без остановки о чем придется. А больше о том, что генералы наши не верят, что русская сила верх возьмет, и специально перед Гитлером выслуживаются, Красную Армию губят, чтоб он их потом в живых оставил да еще наградил. А некоторым уже вроде немцами и обещано, что помещиками их на Украине сделают, а тех бойцов, что они в плен сдали, вроде как их крепостными.
Надоел он мне крепко, хотел я уж его послать, как меня особист в 41-м, чтоб летел от нас пока ветер без сучков, да не успел. Вася мой добряк, каких поискать, поворачивается вдруг к Прокопову и говорит:
– Слушай, земляк, шел бы ты своей дорогой, а мы уж без тебя как-нибудь.
Тот и не удивился даже, видать не первый раз его посылали. Спрашивает с улыбкой:
– А куда ж мне идти?
Я