Синхронный ирий. Дмитрий Григорьевич Захаров
двумя сразу, а остался один, ну и ххх… хип-хоп с ним. Зато… нет! не хочу оправдывать своё положение и извлекать из него какую-то пользу. Вот просто бесполезно шатаюсь по Городу и смотрю на дождь.
Вселенная такая огромная, а места мало. Столько пространства. А миллиарды теснятся на одной единственной планете, да и к тому же теснятся в крупных городах и кучами толкутся в маленьких квартирах. Бесконечность вокруг, а мы задыхаемся от нехватки площади. Как ограничен человек! Да что я говорю – не человек, а его трёхмерное тело, в которое заключено то, что безмерно. Именно это безмерное сейчас и говорит, что вселенная огромна, а тело говорит – места нет. То, что бесконечно жаждет творить и выходить из себя, но маленькое точечное тело не пускает его, твердит, что места нет и топчется на месте. Не пускает и отмеряет для себя убогий клочок пространства и там упивается своими мнимыми достижениями. Достижениями неизвестно чего.
Каким образом все эти сверхсильные космические энергии воплощаются и вмещаются в таком хрупком, тщедушном существе как человек, с трудом втискивающимся в диапазон температур от плюс восьмидесяти до минус восьмидесяти градусов по Цельсию; как весь универсум воплощается в этой пылинке, в этом мимолётном колебании пространства и вещества, и превосходит себя в нём, становится послушным ему, истончается, растворяется в нём и возвышается до абсолютного духа, абсолютного сознания, до того, чему нет места и названия в космосе?
Мы с Ирэн оказались в оперном театре. Она была в ярко-красном замшевом платье, подчёркивающем её идеальную фигуру. Странно, но у Ирэн никогда не было такой фигуры. Она будто одолжила её у Зои. Как бы там ни было, но платье было словно вторая кожа. И это было его единственное достоинство. Мне оно не понравилось – что-то в нём было отталкивающее и вызывающее, слишком кричащее, если не сказать орущее. И хорошо, что она его сняла. Да, перед входом в ложу. В театре не было ни души. Ирэн аккуратно уложила его на бархатном сиденье. Сверху положила такого же ярко-красного цвета бельё. На ней остались только туфли на высоком каблуке. Никогда не мог понять как можно передвигаться в подобной обуви. Ирэн об этом, наверняка, никогда не задумывалась – она просто передвигалась. Теперь она стояла и смотрела по сторонам. Я ждал, что будет дальше.
На сцене располагалась некая конструкция в виде крестовины, похожей на те, что применяются для установки новогодних ёлок, только в двадцать раз большая. Посредине крестовины отверстие, наполненное водой. Ирэн, покачивая ослепительно белыми бёдрами, взошла на сцену и, не снимая туфель, погрузилась в воду с головой.
Я прошёл в огромную холодильную камеру. С потолка свисали химерические ватные образования. Человек в белом комбинезоне и чёрных очках подошёл ко мне и голосом робота из фантастических фильмов спросил: «Вы сдавали анализ сухой спермы?»
– А где я её возьму? – удивился я.
– В ушной раковине, в среднем ухе, – спокойно ответил человек-робот или кто он был – уж и не