Три блудных сына. Сергей Марнов
собой спящих жильцов. Вселиться в новостройку соглашалась только распоследняя голытьба: оно и понятно – грохот падающей «скороспелки», наспех сооруженной жадным застройщиком, был звуком, привычным для римского уха.
– Метелл! Это ты?!
– Я-то Метелл, а вот ты что за гусь? Что-то не припомню…
Пожилой, чисто одетый инсулярий, италик по виду, лучился от восторга. Агент в сопровождении двух носильщиков – это не для последней бедноты, это для публики чуть-чуть почище, поэтому никого не удивил его выбор; да и сам Метелл ждал чего-то похожего.
– Я много раз видел тебя на арене, ставил на тебя и всегда выигрывал! Я твой должник!
– Пришел долг отдать? Давай…
– Ха-ха-ха! Можно сказать и так. Пойдем со мной, не пожалеешь!
– Дом новый? – подозрительно спросил Метелл.
– Что ты! Времен Траяна. Или Адриана… но уж никак не Антонина Пия[36]; если моложе – можешь свернуть мне шею!
– Сверну, не сомневайся. Где дом-то?
– На Эсквилине, рядом с Большим Цирком.
Метелл нахмурился: район считался дорогим, но расположение дома более чем устраивало.
– Больше пятидесяти денариев не дам[37].
– Договоримся!
– Папа, пойдем туда, – вступила в разговор Кассия, – тебе пора отдохнуть, да и я устала…
Носильщики подхватили узлы, и Метелл с Кассией двинулись за ними к новому месту жительства. Шли молча: Метелл пресек несколько попыток инсулярия завязать разговор, и тот отстал. Закончился массив инсул, пошла двухэтажная Сапожная улица, где они немного отдохнули у одного из шестисот римских фонтанов. На пересечении с Этрусской улицей Метелл встал.
– Куда идем?! Эсквилин заканчивается, а дальше инсул нет!
– Да пришли уже… вот сюда.
Инсулярий остановился перед воротами в серой, невзрачной стене.
– Издеваешься?! Это же особняк!
– Да, особняк. Твой особняк, Метелл. Прости мне глупый розыгрыш, но я не инсулярий; я нотариус Габиний Фуск. Гай Габиний Фуск – для тебя. Прежний владелец виллы[38], мой наниматель, умер, не оставив потомства. От немногочисленных дальних родственников он откупился деньгами, а дом в Риме оставил своему любимому гладиатору Гаю Кассию Метеллу и его дочери Кассии. Дом стоит… О, и не спрашивай, сколько он стоит! Захочешь продать – помогу, но это будет очень трудно: людей с такими средствами в Городе немного. Документы внутри, почитай, если хочешь, но там все ясно: собственность без всяких условий и ограничений, факт вступления в права уже состоялся. Заходи и владей!
С этими словами нотариус открыл окованную дверь в воротах особняка и сделал приглашающий жест. Метелл и Кассия, совершенно ошарашенные, вошли внутрь.
Уютный двор-атриум, выложенный мозаикой, в центре – фонтан с бассейном; по периметру – коринфские колонны, поддерживающие портик, словом – римская вилла, всю роскошь обращающая внутрь себя, для хозяев. Для прохожих – унылая, серая стена без окон!
– Папа, смотри, вода! – Кассия, не помня себя
Квартплата в Риме вносилась по полугодиям. Пятьдесят денариев – четверть годового жалования легионера.
Слово «вилла» у римлян означало, прежде всего, загородное поместье, но употреблялось и для обозначения особняка в Городе, наряду со словом «domus».