Три блудных сына. Сергей Марнов
Читал кое-что, экспериментировал и понял: человек, сам по себе, никакой магической силой не обладает и обладать не может. Никто! Сверхъестественными способностями наделены лишь коренные жители сверхъестественного; но сами по себе, без людей, и они бессильны. А еще они вечно голодные и злые! За помощь этих «богов» мы их кормим – собой. Давая могущество, гении съедают в нас жизнь. Первой исчезает способность радоваться обыкновенным вещам… да что я говорю? Вы и сами все прекрасно знаете. Это же вы меня посвящаете, а не я вас!
Маги потрясенно молчали. Наконец один из них, Анаксимен, прокашлялся и серьезно, безо всякой наигранности, спросил:
– И ты, зная цену, все-таки идешь на посвящение? Мы-то, в свое время, ничего не знали…
– Обратного пути, насколько я понимаю, нет? – Катон горько усмехнулся. – Жизнь – печальная штука, и конец ее для всех одинаков. Все уйдут к Орку[19]: и пастух, и маг, и сенатор; все станут бледными, унылыми тенями в царстве мертвых! Так пусть хоть здесь, на земле, я поиграю в могущество – все не так скучно. Посвящайте дальше, великие!
– Я отказываюсь в этом участвовать! – злобно завизжал Апепи. – Весь ритуал сломан!
– Так уходи, никто не держит, – ехидно сказал Гамилькар. – Посмотрим, что по этому поводу скажет Хозяин…
– Тихо! – зашипел Паниск и высокомерно возгласил: – У великих нет хозяев!
– Катон, мальчик мой, – смущенно заговорил Василид, – мы должны провести ритуал открывания уст и глаз новой статуе Аполлона, а потом представить тебя… ему. Он сам назначит испытание при посвящении, и ты выполнишь все точно и безукоризненно… понимаешь? Не возражая и не рассуждая! Готов?
– Нет!
– Что значит – «нет»? Обратного пути нет, ты сам сказал!
– Я сам проведу ритуал, а вы смотрите!
Катон подошел к статуе, полоснул себя ножом по левой ладони и помазал кровью алтарь. Затем протянул обе руки к Аполлону и выкрикнул звонко и повелительно:
– Аполлон! Сет! Молох! Баал-Зебуб! Люцифер!
Твоими именами заклинаю тебя: открой глаза – и смотри! Открой уста – и говори!
Ослепительное сиреневое пламя вспыхнуло на алтаре, со скрежетом открылись глаза, из которых ударили лучи белого света. Послышался низкий, рокочущий голос, от которого дрогнул пол святилища:
– Все, кроме Катона, – пошли вон!
Великие исчезли, будто просочились в щели между створками дверей, только Катон продолжал стоять перед жутким, ожившим идолом. Тишина, от которой вибрировали камни святилища, становилась все оглушительней и невыносимей. Ледяной холод сковал тело Катона, смертный ужас опутал его душу. Казалось, ни одного мгновения этого страха невозможно выдержать, хотелось вжаться в камни, забиться в какую-нибудь норку, раствориться…
– Поклонись! – пророкотал бас.
Даже мысли о неподчинении этому голосу не могло возникнуть; самым естественным, самым желанным движением для Катона было лечь на живот и ползти к подножию идола…
– Поклонись!!! –