Русский рассказ конца ХХ века. Учебное пособие. Алексей Варламов
– не берет голова, не приспособлена.
Глаза его глядели честно, и голос искренний, – не врал он, на гуляку не похож.
– Вы с рабфака[2] пришли?
– Ага.
– А на рабфаке сколько учились?
– Два года ускоренного.
– А на рабфак откуда?
– С «Красного Аксая». Лудильщиком[3] я был.
Широкий крупный нос, и все лицо с широкой костью, губы толстые. Не в первый раз задумался Воздвиженский: зачем вот таких мучают? И лудил бы посуду дальше, на «Аксае».
– Сочувствую вам, но сделать ничего не могу. Должен ставить «неуд»[4].
А Коноплев – не принял довода и не выдал из кармана зачетную книжку. Но обе кисти, как лапы, приложил к груди:
– Анатолий Палыч, мне это никак невозможно! Одно – что стипендию убавят. И по комсомолу прорабатывать[5] будут. Да мне все равно сопромата не взять ни в жисть[6]. Да я и так всковырнутый[7], не в своем седле, – а куцы я теперь?
Да, это было ясно.
Но ведь и у многих рабфаковцев тоже жизнь «всковырнутая». Что-то же задумала власть, когда потянула их в ВУЗы. Наверное ж такой вариант предусматривался. Администрация и открыто указывает: к рабфаковцам требования смягчить. Политика просвещения масс.
Смягчать – но не до такой же степени? Прошли сегодня и рабфаковцы, Воздвиженский и был к ним снисходителен. Но – не до абсурда же! Как же ставить «уд»[8], если этот – не знает вообще ничего? Что ж остается от всего твоего преподавания, от всего смысла? Начни он инженерствовать[9] – быстро же обнаружится, что сопромата он и не нюхал.
Сказал раз: «никак не могу». Сказал два.
А Коноплев молил, чуть не слеза на глазу, трудная у такого неотесы[10].
И подумал Анатолий Павлович: если политика властей такая настойчивая, и понимают же они, что делают, какую нелепость, – почему моя забота должна быть больше?
Высказал Коноплеву назидание. Посоветовал, как менять занятия, как читать вслухдля лучшего усвоения, какими средствами восстанавливать мозговые силы.
Взял его зачетку. Глубоко вздохнул. Медленно вывел «уд» и расписался.
Коноплев просиял, вскочил:
– Вовек вам не забуду, Анатолий Палыч! Другие предметы может и вытяну – а сопромат уж дюже скаженный[11].
Институт путей сообщения стоял за окраиной Ростова, домой Анатолию Павловичу еще долго было ехать.
В трамвае хорошо было заметно, как попростел вид городской публики от прежнего. На Анатолии Павловиче костюм был скромный, и далеко не новый, а все-таки при белом воротничке и галстуке. А были в их институте такие профессора, кто нарочито ходил в простой рубахе навыпуск, с пояском. А один, по весне, и в сандалиях на босу ногу. И это никого уже не удивляло, а было – именно в цвет времени. Время – текло так, и когда нэпманские[12] дамы разодевались[13]
– так это всех уже раздражало.
Домой поспел Анатолий
Рабфак – рабочий факультет – факультет подготовки рабочих для поступления в вуз (высшее учебное заведение – институт, университет).
Лудильщик – рабочий, который запаивает дырки на металлической посуде.
Неуд – неудовлетворительно – оценка, означающая, что экзамен не сдан.
Прорабатывать (разг.) – критиковать.
Ни в жисть (прост.) – никогда.
Всковырнутый (здесь) – не на своем месте.
Уд – удовлетворительно – оценка, равная «3» в пятибалльной школьной системе оценки.
Инженерствовать – работать инженером.
Неотеса, неотесанный (прост.) – грубый, некультурный человек.
Дюже скаженный (прост.) – очень трудный, сумасшедший.
Нэпманские – периода нэпа (новой экономической политики, допускавшей существование в экономике капиталистических элементов и частного сектора).
Разодеться (разг.) – одеться очень нарядно.