Море Нопы. Анника Гуль
а где у вас море? Продавщица рассмеялась и ответила: везде. Море и вправду оказалось в двух шагах, почему-то за сеткой. Я могла бы перемахнуть через ограждение, но пошла вдоль, принимая чужие порядки. По берегу двигалась моя тень.
А потом тень села у моря, не замечая меня. Это же девчонка. Одна, ночью, у моря. Я хотела ее окликнуть, но что-то мне помешало. Наверное, сам вид девчонки. Её спина и затылок выражали такое скорбное одиночество, что нарушить его было бы кощунством. Я тихонько села на камни. Так мы и сидели – она по одну сторону сетки, у моря, а я – по другую, и слушали волны. Ее спина вздрагивала, она то и дело утирала лицо, словно от морских брызг. Она плакала.
Когда девчонка наконец поднялась и медленно двинулась вперед с какой-то обреченностью движений, я, не отдавая отчет в собственных действиях, последовала за ней. Она просто заворожила меня. Это было странным, и обернись она сейчас, имела бы полное право крикнуть мне: «Да что ты привязалась?!» Я следовала за ней неотступно, однако девчонка была так погружена в себя, что ничего вокруг не замечала. Она брела в пяти шагах и вдруг свернула к сетке. Я остановилась. Девчонка пролезла сквозь ограждение и двинулась наверх, к домам. Камешки мягко осыпались из-под ее подошв, я слышала ее дыхание. Теперь мы были на одной стороне.
Ни разу не оглянувшись, она подошла к дому с черными окнами. Вошла, и тут же вспыхнул свет. В доме царила тишина, никто не спросил, где она бродила ночью. Свет горел недолго. Когда погас, я все еще стояла у ее калитки с помятым ящиком для почты и прислушивалась к тишине.
А потом… Да, я сделала то, что ни коем случае нельзя делать. Даже не хочу об этом вспоминать. Я не горжусь своим поступком, хотя и понимаю, что без него план бы не сложился во всей своей чудовищной простоте. Не знаю, может ли служить оправданием то, что мне стало ее жаль? Бесконечно жаль. Вот девочка, которая несчастна, – подумала я, – интересно, почему.
Уже светало, когда я вернулась на берег. Гладкие волны катились от самого горизонта, и я отключилась. Через несколько часов море разбудило меня не церемонясь. Рюкзак и сандалии уплыли, солнце давно поднялось над Старой Бухтой. Ночная идея будоражила и бросала мне вызов. Я вернулась к дому девчонки с диким планом, не имеющим никаких шансов на исполнение. Но непредсказуемость всегда воодушевляла меня, в детстве я часто ела на спор неизвестные ягоды или на «слабо» бродила по крыше.
Днем Рита Нопа оказалась не такой ранимой и трогательной, как ночью. Она не купилась на мои россказни. И вот теперь я снова сижу на том же берегу, удивляясь своему упорству. Что за магнетизм излучает эта дырка в заборе? Притягательность бредовых намерений, не иначе.
Шум вокруг нарастал: волны плескались, чайки горланили, в этом многоголосье я различила слабое, но надоедливое урчание, от которого мне стало тревожно. Так звучал голос разума, призывающий позвонить отцу, или, на крайний случай, художнице Неве. Я привалилась к рюкзаку и вытянулась до сладкой неги в мышцах. Большим пальцем ноги закрыла