Постижение любви. Судьба советского офицера. Николай Фёдорович Шахмагонов
иллюстрировать, а не осмысливать события. Да и читать он старался лишь то, что соответствовало движениям его души. А потому, отказавшись идти после обеда на пляж, он остался в номере, за письменным столом, один на один с чистым листом бумаги, а если точнее, то со своим блокнотом, в котором вёл дневниковые записи. И в этот день дневниковые записи, в силу обстоятельств, впервые отклонились от иллюстрирования событий, сделав шаг в сторону их осмысления. Он описал всё, что было с ним в минувшие дни и ему захотелось описать, что могло быть или что будет, а потому он, используя пока не свой опыт, а опыт других сочинителей, попытался отобразить на бумаге первую любовь суворовца к замечательной девушке, собирая, словно пчела с цветка, нектар, то есть лучшее, что есть, и перенося это известное ему лучшее, на другие обстоятельства и на других героев. Он сохранил дневниковый характер записей, но призвал к литературной жизни возрождённых его сознанием героев. И он стал писать не только потому, что хотел писать, он стал писать потому, что не мог не писать. Так рождаются писатели, но до рождения писателя Дмитрия Труворова ещё были годы – годы суровых испытаний, которые не могли не выпасть на его долю, как и на долю его поколения. Существует одна, непреложная Истина. Только Всемогущий Бог может благословить тот миг, когда литератор станет Писателем, когда он признает мусором всё, что писал прежде, когда сделает очередной важный шаг по пути к Истине. И пусть не всякому литератору дано самому определить этот благословенный миг, стремиться к нему обязан каждый, взявшийся за перо. И успеха достигнет только тот, кто подобно великому Суворову, заявившему о том, что плох солдат, который не мечтает стать генералом, скажет: «Плох тот литератор, который не мечтает стать Писателем!». Казалось бы, всё это в большей степени можно отнести не к Диме Труворову, а к Теремрину, но в юной и непорочной душе сына, уже кипели гены отца, который писал много, писал страстно и писал потому, что не мог не писать.
Быть может, решение скрыть от Димы правду о том, что кровным его отцом является Теремрин, и было правильным, но оно было бы неопровержимо правильным, если бы Труворову удалось установить с Димой тот особый духовный контакт, которого часто не хватает родителям и детям. В жизни случается всякое. Бывает, что ребёнок, даже зная о существовании отца, больше тянется к отчиму, к которому испытывает истинные сыновние чувства. Но для этого должна быть установлена вот эта не всем понятная и не всеми осознаваемая духовная связь. Сергей Николаевич Труворов не смог установить эту связь, потому что не умел её установить, ибо он, будучи хорошим мужем и хорошим отцом в обычном понимании, был отцом с материалистической точки зрения. Да, он одевал, обувал, кормил, возил в отпуск, даже по мере сил и наличия свободного времени, которого у него всегда было очень мало, занимался воспитанием детей. Но Дима не ощущал той духовной связи, которой ему не хватало в силу чего-то особенного, врожденного, генетического.
Труворов сделался материалистом.