Созвездие Кита. Орбиты. Сборник стихов
и нарушающее его нормальную работу.
Иные форточки лучше не открывать.
Слишком свежий воздух; слишком легко дышать.
Слишком громко ухнут в тебе слова –
вот уже их почти что конница, вот их рать,
и становится слишком тесна кровать
для тебя, умноженного на два.
Вот же спутались – как наушники, вынутые из кармана,
не умеем действительно говорить, кроме как стихами,
да и после не разберёмся в своих стихах.
Короткое замыкание. Длинное замыкание.
Мало выгнать твой запах взашей из сердечных камер –
он застревает занозистой линией на руках.
В нарушении изоляции время закоротит.
Самое важное может случиться и взаперти.
Форточка запирается изнутри.
Нет, ты смотри на неё,
смотри,
смотри
и дыши, дыши из неё, покуда хватает места,
сквозь трахею, до альвеол. Представь себе, что ты – тесто,
изваляйся по горло в этом чёртовом сквозняке.
Потому что (допустим), если б я был Дантесом,
я хотел бы, чтоб в детстве стало чуть больше детства
и за миг отскользнул указательный на курке.
Потому что под капюшоном музыка шепчет чище.
Тысячи обездоменных Элли по бездорожьям рыщут,
ни одного из обещанных Гудвинов недоищась.
Дотянись до форточки, стань на секунду нищей.
Вот закроется – и сиди себе в своём сонном днище,
выдыхая молекулы затхлости и борща.
Мы же выдохлись, как шампанское к январю.
Уходи из меня, из города, я сам здесь всё приберу.
Моя форточка хлопает на ветру.
Я смотрю на неё.
Смотрю.
Смотрю…
Тик. Так.
Тик. Так.
Время глядит со стен.
Стрелки хихикают: спи, чудак!
Глубже нырни в постель,
вылови сон, лети чайкой ввысь,
полный карман тепла
набери и отчаливай, не отчаиваясь,
смотри, как минуты друг с другом прощаются.
А я посмотрю на тебя.
Тик. Так.
Пора.
День в ширину антракта.
Вечер приходит в восемь утра.
Утро кипит закатом,
над кофеваркой клубясь словами,
вырванными из книг.
Публика – кактус да кот. В финале
твой монолог на пустом диване
шёпотом въедет в крик.
Воспоминания дышат
яблоками обскур.
Смотри, вот и время вышло –
вышло на перекур.
Полночь-дура, – бусины на оси,
прокрустов дурной приют, –
жалобно взвизгивает, но часы
её всё равно добьют.
Тик – указующая стрела –
как приговор: остынь.
Так – занавешивай зеркала,
проводам обрубай хвосты…
Ты хоронил часы за пятак.
Ты их снимал со стен.
Тик. Так.
Тик. Так.
И ты ничего не успел.
Не говори,