Психотерапевтические беседы в эпоху пандемии. Борис Островский
Свободы хотел? Так вот она, свобода, кушай, сколько влезет. Скрученный кожаный шнурок с золотым брелоком сдавливает шею, а в груди тоска.
Я вновь погружаюсь в дрему. В памяти почему-то всплывает калейдоскоп. Эту дорогую сердцу игрушку подарил мне в детстве отец. По сей день не перестаю восторгаться: и как это из хаоса разноцветных стекляшек воссоздаются красивые симметричные узоры? Волшебство зеркал!
Перед внутренним взором быстро сменяют друг друга картинки из моей жизни: события, подтолкнувшие к эмиграции, открытия и неудачи, плохие и добрые дела, любовь и разочарования…
Поворот трубки калейдоскопа. Мелькнуло знакомое лицо. Откуда я знаю этого человека? Ага, вспомнил…
5. В объятиях мертвеца
С Василием Петровичем Величко судьба свела меня в сибирской глубинке, где по завершении учебы в мединституте в течение двух лет я отрабатывал диплом. Зимой в этот затерявшийся на просторах Новосибирской области городишко под названием Здвинск можно было попасть только вертолетом. Я врачевал в районной больнице, а Величко работал водителем газика, оборудованного под карету «Скорой помощи», а по совместительству выполнял обязанности электрика. Представлялся же не иначе как инженер-электрик из Москвы. Однажды Величко прибыл в Здвинск погостить к брату, здесь и остался, но при всяком случае подчеркивал – «на время». Проживал в утепленном бараке на дворовом участке, что позволяло часть зарплаты отсылать домой в Москву, где оставил жену-бухгалтера и двоих детей.
Величко имел внешность человека служивого – молодцеватый, с пышными буденновскими усищами и зычным голосом. Он мог бы быть неплохим армейским старшиной, но время было не военное, да и возрастом вышел – выглядел на пятьдесят с гаком.
Вскоре я узнал, что Петрович (так его звали в больнице) действительно имеет свидетельство об окончании технического училища. К тому же у него были золотые руки – мог быстро найти неисправность в проводке, отремонтировать любую бытовую технику, что со временем обернулось побочным заработком, пополнявшим тощий бюджет. Любопытно, что работа особо спорилась, когда Петрович пребывал в легком подпитии или, наоборот, хандре, вызванной похмельем.
На сибирских просторах пьют больше, чем в европейской части России. Сибиряки объясняют это трескучими морозами, хотя и летом пьют не меньше. Здвинск в этом отношении исключением не был, и Петрович ничем не выделялся среди местной народной массы. Поэтому чувствовал себя в Здвинске увереннее, чем в Москве. Здвинчане, что попроще, потребляли самогон. Продукт был крепче и дешевле государственной водки. В медицинских же кругах преобладал медицинский спирт.
В районе не было патологоанатома, и трупы вскрывали поочередно врачи мужского пола. Прозекторской служило деревянное строение, примыкавшее к задней стене главного больничного корпуса. Зимой температура в анатомичке опускалась до нуля, врачи работали в стеганых телогрейках, поверх которых накидывали клеенчатые фартуки. Резиновыми перчатками не пользовались, ибо на холоде они теряли эластичность.