Двойная эмиграция. Катарина Байер
через три года этого, казалось, бесконечного, обустройства и приспособления, наступило затишье. И потекла ровная спокойная, даже какая-то однообразная жизнь.
А потом навалилась тоска… В немецком языке вообще-то, как утверждают сами немцы, нет слова «тоска», есть «печаль», «грусть» – всё, что угодно, но только не тоска. Но она навалилась – эта русская тоска. Тоска по любимой Родине, частенько зовущей нас к себе в счастливых снах.
Папа, давно мечтавший преподавать в Мюнхенском университете и осуществивший свою мечту, тосковал меньше. Два раза он даже смог вырваться в СССР по служебным делам. А вот мама очень тосковала. Иногда ночами мы с братом слышали её тихие всхлипывания и вздохи, и сами начинали шептаться, вспоминая нашу жизнь в России: бурные встречи с родственниками и такие же бурные проводы, весёлые ночные прогулки по Питеру и гадания в рождественский сочельник, общие походы, сенокосы, костры, скачки на лошадях в Смоленске и посиделки у любимого чисто-голубого купального озера в окрестностях украинского села. Воспоминания о жизни в России переполняли в те минуты наши юные сердца. Мы тешили себя надеждой, что когда-нибудь всё-таки сможем побывать в России, и шутливо вырисовывали друг другу воображаемые картины встречи с нашими родными. Мы засыпали, полные сладких грёз…
А потом до нас стали доходить слухи о страшных арестах и исчезновениях людей в России, называвшейся теперь Советским Союзом или попросту СССР. Отец иногда приходил домой очень расстроенным, они с мамой закрывали двери на кухню, чтоб мы с Петькой не слушали «взрослые» разговоры, и что-то подолгу обсуждали.
Но мы же были озорными мальчуганами, поэтому, несмотря на запреты, мы, конечно, выискивали способы, как можно подслушать секретные родительские разговоры! Петька уже тогда серьёзно увлекался конструированием, и мы с огромным наслаждением вызнавали эти секреты, ощущая себя тайными агентами! Шли в ход любые Петькины изобретения…
Отец рассказывал маме о происходящем в России таким тоном, как будто сам не мог поверить в это. Он сомневался и словно обращался к ней за помощью, чтоб она развеяла его сомнения. Но и в мамином госпитале тоже ходили подобные слухи о России. А потом об этом стали печатать даже в газетах.
Позднее родителям как-то удалось узнать, что в Питере арестованы почти все друзья и коллеги отца. Многим из них так и не суждено было вернуться к своим семьям: кто-то исчез бесследно – как будто и не было раньше такого человека на земле, кому-то повезло чуточку больше – удалось избежать расстрела. Но что ожидало тех, кто был отправлен в далёкие северные или сибирские лагеря? Лишения. Почти круглосуточная работа. Голод. Холод. Безысходность. Душевные мучения. Смерть.
Когда отец полушёпотом рассказывал об этом маме, она лишь тихонько успокаивала его. Мне из-за дверей представлялось, как при этом она красиво покачивает головой и ласково смотрит ему в глаза. Нам с Петькой тоже не верилось: «Как же так? Это же наша родная земля