Двойная эмиграция. Катарина Байер
Также нам были выданы серые блузки, юбки, кители или шинели без погон, на которых была нашита эмблема Красного Креста. Эту казённую одежду мы могли носить где угодно и когда угодно – даже дома. Но особенно нам нравились тёплые прорезиненные плащи, которыми руководство госпиталя, расщедрившись, обеспечило нас весной 1941-го года. Плащи были просто бесподобны – модные, лёгкие, теплые и очень комфортные! Да ещё и с капюшоном, что в довоенные годы было огромной редкостью. Как говорится по-русски – и в пир в них можно, и в мир!
До последнего момента я была твёрдо убеждена, что могу попасть на фронт лишь добровольно – я же не являлась военнообязанной, но вышло всё совсем наоборот. Все отделения Красного Креста, находящиеся в Германии, жёстко контролировались властью, и мы, являясь квалифицированными сёстрами милосердия, обязаны были отбыть к «месту ведения боевых действий» по первому требованию руководства. И отказаться от этой «добровольной» мобилизации было совершенно невозможно – меня отправляли на фронт в том же самом обязательно-принудительном порядке, что и моих сыновей.
Вечером, когда я, подписав необходимые бумаги, выслушав кучу инструкций и подписав их, изнемогая от дикой усталости, вернулась домой и озвучила своему супругу, что завтра вместе с госпиталем отправляюсь на фронт, то прочитала в его глазах ужас… Потом он сел рядом со мной, крепко обнял и молча заплакал. Одними глазами. Я заплакала вместе с ним. От безысходности, от того, что ничего нельзя изменить – военная машина закрутила в свои жернова и нас…
Всю ночь мы собирали в дорогу мои вещи – близилась зима, поэтому мы метались по квартирке, хватая то одно, то другое. Мы не знали, что брать с собой, а инструкций на этот счёт нам никаких не дали. В том, что нас будут кормить, мы не сомневались, а вот будут ли выдавать хоть какую-то одежду, мы не знали вовсе. Как выяснилось потом, в отношении еды мы крепко ошиблись.
В итоге мы приготовили несколько бутербродов и наложили полный чемодан пожитков, да так плотно их напихали, что я с трудом смогла этот чемодан поднять.
Утром нас забирал военный грузовик. Подъехал прямо к подъезду. Александр проводил меня, загрузил мой чемодан, крепко прижал, как будто прощался навсегда. Я же, обнимая его в ответ, словно находилась в каком-то полуотрешённом состоянии и никак не могла поверить в происходящее. Я тоже не знала, надолго ли мы расстаёмся, но надеялась, что не более, чем на один-два месяца…
Мы отправились к месту расположения нашего прифронтового госпиталя. Ехали медленно – сначала объехали весь Мюнхен, собирая медицинский персонал, и лишь к вечеру выехали за город и двинулись в сторону фронта. В грузовике нас было девять человек. Следом за нами должны были отправиться ещё три бортовых машины с врачами и сёстрами милосердия. Пока мы объезжали город, мне всё ещё казалось, что всё происходящее – это лишь сон. Я словно ждала сигнала «отбой», но так и не дождалась…
Рогатое пророчество
Добирались мы почти четверо суток, всё это время