Путь домой. На Север и обратно. Андрей Владимирович Останин
Лучше скажи, как мне быть, если в твоих булках изюму не отыщется?
Тётка гордо выпрямилась и оскорблённо фыркнула.
– У нас по-честному всё! Если расковыряешь и изюм не найдёшь – смело товар обратно сдавай! Но предупреждаю: повреждённый товар возврату и обмену не подлежит.
Мофей посмотрел в честные глаза торговки и угрюмо поинтересовался.
– А если я тебя сейчас саблей наверну, короста безразмерная?
– Ну, уж изюму-то из меня точно не насыплется! – неунывающая булочница тряхнула лотком, булки подпрыгнули и обдало Мофея волной одуряюще-тёплого, хлебного аромата. – Бери, расхватают ведь!
Мофей не спеша огляделся. Желающих расхватать булки в опасной близости не обнаружилось. А с другой стороны…
– Ладно, черепок с ним, с изюмом. Давай, возьму булки. В дорогу.
– Сколь брать-то будешь: одну, две? По медяку за штуку, дешевле только даром! А даром – только в лоб за амбаром!
Мофей выгреб из кармана медяки, поглядел на широченную ладонь, где монетки прикорнули стыдливо и сиротливо, места почти не занимая.
– А давай все пять. Вот и медяков аккурат хватает.
– О как! – возрадовалась тётка. – Подставляй мешок, складывай припасы. Кстати, как оптовому покупателю, разрешаю тебе ещё немного над моим задом поржать – веселье бонусом пойдёт. Можешь даже коня своего позвать поучаствовать – хором-то ржать сподручнее. Ему, опять же, дело привычное.
Мофей утрамбовал булки в суму и тщательно застегнул ремешок.
– Не-е. Он у меня парень серьёзный, воспитанный, не то, что я. Над чужой бедой ржать не будет. А беда у тебя такая, что, пожалуй, целым эскадроном не оборжёшь!
– Будете товар оптом забирать – так хоть всем полком ржать приходите. Вам веселье, мне доход!
Тётка озорно подмигнула Мофею и враскачку двинулась по узкой, кривой улице, заставляя редких встречных прижиматься к стенам. У неё день сложился удачно.
* * *
Пузатый, островерхий храм напомнил гвардейцу перевёрнутый кувшин без ручек – да таковым, собственно, и замышлялся. На широких, каменных ступенях привычно расположились нищие, числом с десяток; кутаются в свою рабочую рванину, мокнут под нудным дождичком, костерят вполголоса погоду. Но не расходятся: работа – дело святое.
– Не торопись, служивый, – услышал Мофей вкрадчивый, тихий голос за спиной и нехотя обернулся. Повадились мягконогие со спины подкрадываться! Принято у них так в городе, что ли?
На него уставился служитель Гончара, в глиняно-коричневом, едва ли не до пят, ритуальном одеянии. Напоминает платье, перевязанное верёвкой. Выглядит служитель убедительно: круглая, абсолютно лысая, голова, розовые, пухлые щёки, губы – как два жирных, скатанных блина, маленькие глазки-щёлочки. И всё остальное: плечи, живот, спина – округлое, мягкое, холёное. Из-под подола ритуального платья с любопытством выглянули добротные, кожаные сапоги, и Мофей профессиональным взглядом оценил: маловаты будут, обидно. Поистрепались свои-то.
– Пожертвуй