За гранью разумного. Норман Райт
дождь. Туда, в яму. Труп птицы лежит рядом. Ветер треплет ее сырые перья на расплющенном затылке. Рядом стоит огромная фигура. Я взглянул на нее. Это отец. Пьяный и раздраженный.
«Опять пьяный» – подумал я, и эта мысль, словно свежее клеймо пронзила меня болью. Оказывается это самая частая мысль, посещаемая меня в детстве. «Отец опять пьяный».
– Копай, ненормальный! – взревел отец. Вода бежала по его темному словно табачный плевок лицу, заливала глаза. Отец вытирал ладонью воду и нервничал. Его нервировало все. Особенно его раздражал Вилли – собственный сын. – Все смеются над тобой! А значит и надо мной! Я не кусок дерьма! Слышишь?! Я не позволю смеяться надо мной!
Это было больше, чем воспоминания. Я чувствовал холод дождя, бьющего меня словно плетьми. Ощущал своей кожей порывы ветра. Они были настолько сильными, что я не мог даже вдохнуть. Я чувствовал запах земли и перегара от отца. Это не было сном. Я будто на какое-то врем действительно оказался там, на заднем дворе. Но я не мог остановить происходящее! Оно происходило вне зависимости от меня.
– Копай, я сказал!
Я откопал яму глубиной в полметра и опустил туда птицу. Отец уже ушел в дом. Я даже не заметил этого. Секунду назад он стоял рядом, теперь его нет. Это было мгновение. Наверное, по этому принципу и действуют воспоминания. Человек не может помнить каждую секунду. Невозможно каждую секунду наполнить жизнью, наполнить болью или радостью. Мы помним лишь вспышки – яркие и короткие.
Я еще долго стоял и смотрел в яму. Я вымок насквозь. И вот я уже на крыльце. Обувь очень тяжелая от налипшей на нее сырой земли. Холодная одежда прилипла к телу. Дождь все также льется, небеса грохочут, ветер свистит. Я открываю дверь и… за ней ничего нет. На этом воспоминания обрываются.
Я не знал сколько в организме Вилли болезней. Сколько генетических сбоев произошло, когда он развивался в утробе матери. Но думаю, с возрастом они лишь прогрессировали. Если в детстве Вилли мог самостоятельно откопать яму, то сегодня, он даже со своей ширинкой не мог справиться, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно подтереть задницу. Про мастурбацию я и вовсе молчу.
Я проснулся среди ночи от сильного спазма в правой ноге. Судорога свела икроножную мышцу. Прошло пол минуты, прежде чем в спальню вбежала обеспокоенная Элайза. Эти пол минуты, были самыми долгими и мучительными в моей жизни. Когда посреди ночи мне сводило мышцы, я всегда так думал. Я думал, что это самые долгие и мучительные мгновения в моей жизни.
– Господи! – произнесла испуганно женщина и помогла мне принять сидячее положение. – Вилли, милый, ты холодный как лед!
Я, обливаясь потом, сидел на краю постели и не знал, что делать, чтобы эта адская боль ушла. Но благодаря массажу Элайзы судорога отступала. Я дрожал от холода. Казалось прямиком из воспоминаний в той же сырой одежде я оказался в кровати.
– Ложись, милый, – прошептала Элайза, когда боль моя отступила. – Ложись и ничего не бойся. Мы рядом. Все хорошо.
Я лег и укутался