Кенотаф. Юрий Окунев
к расстрелянному, – в этом, по-видимому, проявилось то трогательное отношение вождя к своим врагам, которое было проницательно замечено писателем Лионом Фейхтвангером…
Писатель так же, как и наши герои – Ольга, Семен, Соня и Иван, как большинство советских людей, конечно, не знал всех закулисных деталей процесса. В газетах и по радио, которые были единственными источниками информации, рассказывалось о повсеместных многолюдных собраниях трудящихся, на которых все единодушно клеймили подлую банду убийц, осквернившую своим существованием советскую землю:
«Семь дней Верховный суд Союза ССР, а с ним и все народы великой страны социализма, нить за нитью распутывали клубок грязной, кровавой деятельности презренных предателей родины, шпионов, диверсантов, прямых агентов фашистских разведок. Перед лицом всего мира на судебном следствии развернулась потрясающая картина преступлений, совершенных этими наймитами империалистического капитала по прямой указке злейшего врага народа – иуды Троцкого».
Лиону Фейхтвангеру процесс понравился… Подробные и откровенные на грани цинизма рассказы подсудимых о совершенных ими тяжелейших преступлениях не оставляли сомнений в их виновности и справедливости сурового приговора. Предположение о том, что признания добыты с помощью пыток, совершенно не соответствовали внешнему виду и поведению обвиняемых. На процессе вместо изнуренных допросами людей писатель увидел «холеных, хорошо одетых мужчин с медленными непринужденными манерами». Он так описывал поведение этих обвиняемых за несколько дней до их расстрела:
«Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему это произошло».
Некоторое недоумение оставила у писателя вот какая странность: обвиняемые ничуть не пытались оправдаться или смягчить свои преступные деяния и намерения, а, напротив, как бы старались изо всех сил представить эти преступления в наиболее отвратительном и злодейском обличье. Однако в целом подлинность процесса не вызвала у него сомнений. Гениальная режиссура кровавого спектакля не могла не вызвать аплодисменты публики…
Ольга и Семен радовались фейхтвангеровским положительным оценкам московского процесса и всего увиденного писателем в стране. Эти оценки убеждали сильнее любых других мнений и аргументов – сталинская линия партии правильная, а репрессиям подвергаются только подлинные враги и преступники. В отличие от странных для либерального западного интеллигента, историка и писателя оценок начавшейся кровавой вакханалии тотального террора, позитивное отношение наших героев к происходящему было вполне искренним. В этом отношении не было писательской натужной натянутости, противоречившей его убеждениям, опыту и знаниям.