Полет внутрь. Григорий Вахлис
– тупым концом кий расколол фарфоровую чашечку трубки Буслова, что, возможно, сбило прицел. Еще мгновение Ренк оставался приклеенным к столу, не веря в произошедшее, затем вскочил, оглядываясь, ища причину, и наконец обнаружил ее.
– Какого черта! – дико вскрикнул он. – Нет, какого дьявола вы торчите у меня за спиной! Вы испортили мне игру! Вы, баварский боров!
Буслов залился огненной краской, запыхтел, поводя руками. Он был жалок и нелеп. – Что же вы молчите, болван! – надрывался Ренк – Да! Чертов болван! Я просадил шесть риксдаллеров! Последние шесть риксдаллеров!
Кто-то громко рассмеялся. Буслов нахмурился и вцепился обоими руками в искалеченный чубук.
Спектакль был как раз впору, десятки глаз следил за событиями, ожидая развязки. Из «людовой» на шум потянулся новый поток усатых физиономий. – Но… Карл! Ты не должен был… не должен был… – начал наконец Буслов – вы не имели права назвать меня болваном и… баварским… баварским… я офицер… одним словом, не потерплю даже и от вас…
– Да катитесь вы ко всем чертям! – с горечью крикнул Ренк. – Я вызываю вас! – закончил Буслов.
Стоит ли описывать дальнейшую сцену? Мгновенно сыскались секунданты, а также знатоки дуэльного кодекса из всех частей Европы, не было недостатка и во вдумчивых комментаторах. Тут же обнаружилось две партии – сторонников барона фон Ренка и его противников. Предприняты были также и попытки примирить стороны, решительно отвергнутые самим фон Ренком. – Предложение компенсировать мой проигрыш является непереносимым оскорблением, каковое можно смыть лишь кровью! – заявил он. Разгоряченный своими сторонниками Буслов был также против примирения, он также обнаружил оскорбления невыносимыми для его чести и, кажется, упомянул даже разбитую трубку. Решено было стреляться, и слуга фон Буслова был отправлен в расположение полка за дуэльным оружием. Роковая встреча должна была состояться после обеда. Вскоре, однако, противники очутились за накрытым столом – правда, не рядом как прежде, а по раз ные его стороны, стараясь к тому же не глядеть друг на друга.
Умонастроение общества, впрочем, было далеко от драматизма – такова парадоксальная примета военного времени – в изобилии лились вина и цветные польские водки, звучали шутки, смех, тосты за здравие императора и победу нашего оружия. О дуэлянтах, казалось, и вовсе позабыли. К обеду, в корчму набилось огромное количество проезжающих, военных и штатских, которые подняли невообразимый шум.
Мне показалось, там зашла речь о каком-то скандальном событии, случившемся несколькими днями ранее, еще в Варшаве.
В непродолжительном времени явился молодой офицер, адьютант уланского полка, с поразительной новостью. Непринужденно присев на подлокотник моего кресла, он выпил бокал белого вина, а затем, прерывая свой рассказ большими кусками мясного пирога, поведал историю, героиней которой явилась некая дама под черной вуалью, которую все называли