Синий цвет вечности. Борис Голлер
так. Говорю вам, как вдова дипломата, светлая ему память! (Перекрестилась.)
Геккернам это было ни к чему – больше, чем кому другому. Ну, правда, если б Дантес любил Натали, зачем ему было дразнить ее мужа? Потом пришлось, бедняге, жениться на ее сестре – тоже не позавидуешь. Да и карьера ломалась…
Ну и, кроме того… уж простите за откровенность… вопрос «бугрства»… Что Дантес был не только приемным сыном Геккерна, но и его любовником – теперь уж все знают. Что ж? Геккерны в письме намекали на самих себя?
Нет! Это сделали вовсе другие люди. Я убеждена!
– Может, Долгоруков? – спрашивал Лермонтов с осторожностью.
– Оставьте в покое Долгорукова, на него и так вешают всех собак. Не он, не князь Гагарин…
– А кто же?
– Долгоруков хотя бы Пушкина читал! Но это были люди вашего поколения. Из тех, кому вообще ничего не дорого. Молодые… Они уже Пушкина не читали, или он для них ничего не значил. Я сразу так подумала!
Он пожал плечами. – Может быть!
– Помните компанию беспутной молодежи, которая бросила со шлюпки на борт чьей-то яхты, где играли свадьбу, гроб с надписью «Граф Борх»? Так подписан был и пасквиль на Пушкина!
– Вы хотите сказать… Трубецкой? Александр? Или один из Трубецких?
– Я ничего не хочу сказать. Я лишь раздумываю!.. – Она улыбнулась. Она умела так светло улыбаться.
Когда он приехал в отпуск с Кавказа в 41-м, ее уже в живых не было.
Но когда она умирала, он еще был здесь и присутствовал при отпевании в Конюшенной. Дочь Кутузова, как-никак! Гости – почти весь высший свет. Император в поездке, но императрица с наследником присутствуют.
Шла долгая служба. Элиза лежала в гробу спокойная, прибранная, почти счастливая. Будто соединилась уже после стольких блужданий со своим графом Тизенгаузеном, и ей не нужно теперь, в кибитке, тряской и промороженной, свершать длинный путь за его гробом и своей тоской от Аустерлица до Петербурга. Михаил смотрел на нее и не смотрел. Он любовался ею. Он видел ее почему-то в блеске люстр и в слишком открытом платье.
Ему стало жарко, он вышел на ступеньки у входа… К нему подошла дама в возрасте, он встречался с ней в обществе, но не раскланивался.
– Я – сестра несчастной Элиз! – представилась дама.
– Я знаю! – поклонился Лермонтов, не скрыв усмешки.
– Я вас, кажется, подвела тогда нечаянно?.. Я очень сожалела.
– Да нет, ничего! – сказал он весьма мрачно.
– Зато у вас теперь слава, я слышала! Так что, этим вы чуть-чуть обязаны мне. Не сердитесь! Откуда я могла знать, что вы друг моей сестрицы?
– Вам и не надо было знать! – сказал он почти грубо и сделал шаг уйти.
Но она продолжила: – Она так редко знакомила меня со своими друзьями! Я даже Пушкина толком не знала!
«Скользкое место» – петербургский свет. Даже с другом не дадут проститься!
Элиза ушла из жизни в 39-м. Во всех последующих делах и неудачах его она уже помочь не могла.
Приехав