Страха нет, Туч! (сборник). Владимир Зенкин
Софронович был крепкий профессионал, весьма полезный для обеих организаций. Ему неплохо платили в строгом доме-граните с золотогербовым входом. И чрезвычайно неплохо – в «айсберге».
Одним из простых и надёжных способов получения гонорара был «туесок». Почему он так его окрестил? Первый свёрток с долларами был оставлен в глупой круглой сумке с цветной расшивкой, смахивающей на старинный туес.
Место и время назначал сам Аскольд Софронович. Малолюдная городская окраина. Какой-нибудь рекламный щит, пустая будка, одиночное дерево, забор, достаточно приметный с дороги и достаточно беспризорный.
Он подъезжал на несколько минут раньше, останавливался на противоположной стороне и из машины безучастно наблюдал. Секунда в секунду («айсберг» был пунктуален) подкатывал ободранный «Запорожец» («айсберг» был с чувством юмора), выходил мужчонка с сумкой через плечо и шёл, якобы по малой нужде, за условленный щит, будку или забор. Возвращался, естественно, без сумки. По растворению вдали «Запорожца», Аскольд Софронович разворачивал свою машину, покидал её и направлялся к тому же месту с застенчивым вдохновением человека, которому уж очень приспичило. Вот и вся механика.
И сегодня всё шло, как полагается, и ничего не предвещало ужасного сбоя. Аскольд Софронович в должный час позвонил по должному телефону и назвал место. Чёрт его дёрнул, выбрать именно это место! Воистину, судьба – индейка. Северный пригород. Скромная отвилка от магистрали, ведущая к реке. Двухэтажное здание швейной фабрички.
Четырёхэтажная «хрущёвка». Между ними – большой пустырь. Посреди пустыря – одинокий штабель бетонных фундаментных блоков, завезенных невесть когда и зачем. Кто-то что-то хотел строить, да расхотел, а терпеливый пупырчато-корявый бетон на траве уже который год дожидался своего неверного хозяина. За этим штабелем Аскольд Софронович и вознамерился получить свой заслуженный «туесок».
А вечер был тих, прелестен. Ещё только-только начинали отстаиваться сумерки. Высокие перья облаков подзолачивались и розовились прощальными лучами. Кусты и редкие деревья на пустыре в остывающем воздухе виднелись чёткими, сочными, как вырисованными гуашью. Даже сивый латаный асфальт, исхлёстанный за день шинами и каблуками, копил в себе отдохновенную свежесть вечера, был приятен глазу.
Аскольд Софронович остановился и, расслабленно потягивая свой привычный «Кемел», созерцал эту спокойную, трогательную красоту. У полковника была чувствительная натура. Но за созерцаньем, он не забыл окинуть профессиональным глазом дорогу, пустой тротуар, малолюдную окрестность: нет ли чего подозрительного. Не подозрителен ли он сам здесь. Нет. Его неброский «Оппель», приткнувшийся к обочине, не мог никого заинтересовать. Ну разумеется. Не на ультрамариновом «Порше» было же ему сюда приезжать.
Ультрамариновый «Порше», недавно купленный на айсберговые денежки, был оформлен на сына, промышляющего торговым бизнесом. Для сыночка же, для его неминуемой нежной семьи, для престижаиммиджа обставилась