Китай под семью печатями. Дмитрий Михайлович Усачёв
мне предложил человек из Пекина. В Харбин туристы из Екатеринбурга мало летают, и работница турагентства Яна дала мне телефон пекинского гида-консультанта по имени Семён. А тот – очень отзывчивый, хорошая русская речь. Сначала я позвонил, а потом мы обменивались смс-ками на русском. С его слов, в Харбине меня сопроводит Юра, вот телефон, а в Хайларе – Оля, тоже телефон. На моё последнее сообщение: «Семён, спасибо Вам огромное!», он ответил: «Не за что».
Смешно и приятно!
Я составил перед отлётом длиннющий список всяких райончиков Харбина, всяких улочек и домов на них, где жили папа с мамой и все-все-все из нашей семьи. Предполагаю, что никаких Ломоносовских или там Поперечных улиц в огромном пятимиллионном Харбине не осталось, одни небоскрёбы, но может – что-нибудь из 70-летней старины всё-таки найдётся.
Если поеду из Харбина в Мукден, то один, без гида. Найду площадь в центре, на которой мой отец, которому тогда было двадцать четыре, позирует перед фотографом, опираясь на цепь, ограждающую высоченную стелу. Эта стела похожа на Луксорский обелиск в Париже. И я сделаю селфи у обелиска, так же, как папа, обопрусь на цепь.
Но если гид Юра мне скажет, что этой стелы в Мукдене уже точно нет, то я туда не поеду, гостиницу успею отменить без штрафа. И тогда сразу в Хайлар (Хулун-буир по-новому), а оттуда – в Барим (Булинь). Побуду там дольше. Хайлар не стал размерами с Москву, он трёхсоттысячный, его обойду пешком.
И тем более комфортно будет побродить по дачному, курортному и охотничьему посёлку Барим – десять или сколько-то там тысяч населения. В Бариме появилась на свет моя сестра Ира. Но её записали как родившуюся в Хайларе, чтобы солиднее. В Бариме папа с мамой и дочками жили в своём доме.
Когда я звонил переводчику Юре из России, то спрашивал, а как же мы узнаем друг друга в холле харбинского отеля, куда, с его слов, он подойдёт к десяти утра. Он сказал: «Я тебя узнаю, не волнуйся». У них принято сходу-слёту обращаться на «ты», хоть собеседник и вдвое тебя старше.
Ну ладно, раз он говорит «узнаю», значит, так оно и будет.
Завтрак в отеле был понятным – китайско-европейским, много фруктов. Почти все столики в большущем ресторане заняты, место себе нашёл далеко от раздачи и кофейного агрегата. Среди сотни едоков в ресторане европеоидами оказались кроме меня ещё два человека в деловых костюмах, белолицые, но не русские. Остальные – внутренние китайские туристы, отпускники, весёлые и довольные, может, кто-то в командировке. Жгуче черноволосые.
Так что когда я без минуты десять спустился на лифте в холл гостиницы, то с одного из диванчиков мгновенно поднялся мой провожатый на ближайшие дни. Юра прав, меня невозможно было не узнать, – в холле отеля один я оказался не китайцем.
– Я поведу тебя в музей, – сказал мне Юра торжественно, почти по Сергею Михалкову, глянул на часы. – Он уже открыт.
В музей так в музей, два квартала от гостиницы, рядышком. В десять с минутами мы уже поднимались на крыльцо красивого двухэтажного старинного здания. Глянул на вывеску, там, кроме иероглифов, увидел ещё и дублирующую надпись, но не на латинице и не на кириллице, а на чём именно, я так и не понял.
Народу – никого, мы оказались