Китай под семью печатями. Дмитрий Михайлович Усачёв
с гирькой, цепочкой и маятником, покумекал, на всякий случай уточнил у мамы, которая хлопотала у плиты с чем-то вкусным, и выскочил на улицу к Володьке:
– Осталось три минутки, – сообщил он младшему брату, взял его ладошку и стал загибать на ней пальчики: – Видишь, одна минута, две, три… Через три минуты Мишуха и прибежит.
Вова, довольный, закивал головой, растопырив три пальчика. Он учится считать. И ждёт старшего брата. А тот уже со всех ног мчит по Садовой и вот-вот свернёт к их Зелёному Базару. Ведь сегодня воскресенье со всеми вытекающими радостями…
Да, воскресенье. Ура, опять воскресное утро! В приютской столовой все ребята довольные до небес, ведь только по воскресеньям дают на завтрак такие пахучие блинчики с маслом и вареньем. А наш двенадцатилетний Миша, наверное, сияет ярче всех. Ест, а у самого рот до ушей, хоть завязочки пришей. Заходит воспитатель, оглядывает столы, все мальчики воспитанно орудуют вилками и ножами, хотя блины можно руками; сахарницы и горячий чай в кружках, всё в порядке. Останавливает взгляд на Мише, тоже начинает улыбаться.
Воспитатель называет себя выхователем, он откуда-то с западных российских губерний, где говорят такими редкими словами. Имя у него вообще удивительное – Венцеслав. Воспитатель воскресными утрами Мише всегда нужен. Ведь Миша ровно в девять побежит на воскресную побывку к маме, тётям и к братишкам, но лишь после того, как пан Венцеслав отметит в специальной карточке, что «ушёл воспитанник Миша Усачёв в 9.00 такого-то числа». А мама в этой карточке напишет время Мишиного прихода домой и ухода из дому; вернуться надо к шести вечера.
Миша управился с завтраком, собрал рюкзачок, уложил туда коробочку с мармеладками, леденцами и яблоком. Эти вкуснятины давали на неделе, а Миша сам съедать не стал, а припас как гостинцы маме и младшим братьям.
И теперь смотрел на часы, которые над комнатой воспитателя. Без пяти девять. Маятник туда-сюда. Четыре минуты.
Пан Венцеслав вышел в коридор, где его ждали, и кивнул головой. И на улицу выбежали вместе с Мишей ещё шестеро ребят. Все те из приютских, которые не круглые сироты.
Это не детский дом. Приют для Миши, у которого нет папы, а есть одна мама, был, по сути, полуинтернатом, шестидневным пансионом. Конечно, строжайший распорядок. Отбой, сон в комнатах на восьмерых, подъём, утренняя зарядка, учёба, домашние уроки, занятия спортом. Всё расписано по минутам. Чуть ли не строем ходили на Старохарбинскую улицу в гимназию. Все по привычке называли её Хорватовской гимназией, в честь самого знаменитого начальника КВЖД Дмитрия Леонидовича Хорвата, но официально её в 1925 году переименовали в Первую Железнодорожную гимназию, а педагоги остались те же – хорошие.
Да, на воскресенье Мише разрешали с девяти утра до шести вечера убегать из приюта к маме Прасковье, чтобы послушать её воспитательные беседы, побаловаться-посмеяться с сестрой и братишками. Ждали его или на Бульварном, или ещё чаще – в домике на Зелёном Базаре, который принадлежал их двоюродной бабушке Анастасии Константиновне Панфиловой. Там жил под её присмотром средний из братишек – Шура. Анастасия взяла его под