Метод ненаучного врачевания рыб. Олег Владимирович Захаров
хлебовоз или машина с продуктами. Но узкая калитка между двумя колоннами не запиралась до самого отбоя, и автомобиль остановился точно напротив нее, по соседству с отливающим чернотой автомобилем, который я не сразу заметил за позолоченными кронами молодых диких яблонек.
Подъехавший автомобиль был набит людьми; вначале открылась передняя дверь со стороны пассажира, и из нее вышел огромный небритый мужчина в пальто, хотя было не так уж холодно. Всем своим озабоченным видом и пальто, конечно, мужчина не принадлежал пасмурному равнодушию осеннего денька. Он был пришельцем и принадлежал трем пацанам с заднего сиденья автомобиля, что по команде мужчины стали с неохотой выбираться наружу. Те тоже оказались пришельцами. Двоим было лет по девять, а третьему не меньше четырнадцати. Было видно, что перед приездом сюда парней сводили в баню и парикмахерскую, но пыль товарных вагонов глубоко въелась в их кожу. У каждого в руке было по вещмешку армейского образца, но их грубые угловатые руки привычно смотрелись бы с колодой карт, когда игра идет на ворованный хлеб. Или с намотанным на кулак солдатским ремнем, если дело доходило до рукопашной. Они вошли на территорию интерната под конвоем сопровождавшего их дядьки, с песьими выражениями на лицах.
Один из них, почти ровесник мне, в солдатской шинели, обрезанной под куртку, поднял голову и увидел меня на балконе. Вышло, что я первым из интерната встречал новичков. Мой одухотворенный образ юного баронета в интерьере балкона развеселил парня. Он гоготнул где-то уже у меня под ногами, а потом за всей компанией хлопнула входная дверь на тугой пружине.
Я еще немного постоял, но Мишка все не появлялся, и я ушел с балкона, опасаясь, что смогу простудиться на нем, как уже было в сентябре месяце. Мне захотелось зайти в библиотеку и хорошенько покопаться на дальних стеллажах, но я вспомнил, что у меня в тумбочке лежит несданный «Оливер Твист», и я отправился в отряд. Толкнул дверь, полный библиотечных предвкушений, и застал в спальне странную картину: все мои отрядники стояли каждый у своей кровати с лицами гипсовых статуй. По проходу ходили те двое из машины, что были нам ровесниками. Тот, кто прибыл в шинели, начал рыться в наших тумбочках. Шинели на нем теперь не было, а была грязная летняя рубашка. Из-под ее коротких рукавов выплывали до самых запястий рукава синей спортивной куртки.
– Подтверди, Сана, что была у меня финка маклевая, – говорил он своему товарищу. – Вот здесь была. – Он сделал обвинительный жест в сторону своего хлама на пустовавшей кровати.
Второй новенький деловито кивнул. На нем была солдатская гимнастерка, выгоревшая на солнце почти до белого цвета, с профилем Сталина, выведенным чернилами на левой стороне груди.
Эти двое умело подыгрывали друг другу. К счастью, я пропустил первый акт представления, когда якобы потерпевший театрально высыпал свой хлам на кровать, наверняка, подняв мешок, по меньшей