Бродяга. Максим Городничев

      Тесак разрубил двоих, как снулую рыбу, прежде чем остальные поняли, что в темноте кто-то их убивает молча и быстро. Поднялись визги, гвалт и суета, как во всполошенном лисой курятнике. Я видел качавшиеся на стенах тени, слышал торопливое дыхание, наслаждался хрустом перерубаемых позвонков. Старая добрая бойня, когда нет ничего кроме кровавых брызг на лице, криков и тесака во вспотевших от усердий ладонях. Мне всегда говорили, не зацикливайся, научись смотреть вперед, а я вот думаю, что толку вперед смотреть, когда весь опыт позади. К сожалению, время не повернешь вспять, а опыт не пропьешь…

      Я подошел к последнему «монаху» в бешенстве. Убийца Марены, оставил его на сладкое. На лице ублюдка отразился первобытный ужас. Меня не отпускали вымаранные глаза, луна освещала их щедро. Я приставил тяжелый тесак с акульей мордой к его диафрагме, провел воображаемую линию разреза, сказал медленно, растягивая удовольствие:

      – Я начну с твоих внутренних органов, и выпущу весь романтический бред, что убийствами беззащитных жить красиво. Потом доберусь до сердцевины, то бишь нервов; я заставлю их трепетать как музыкальные струны. Это будет музыка настоящей боли. Под моей рукой ты станешь еще живее, чем сейчас, ведь голову с идиотской ухмылкой я заспиртую, поверь, тебе лучше… в разобранном виде.

      Наемник уставился на дом, и я тоже решил посмотреть, что его так занимает. За окном на первом этаже нечто шевельнулось, прижалось к стеклу, зыркая провалом огромного ока. Во тьме проступил неровный, не правильный в своих пропорциях овал головы. В пору бы отпрянуть и бежать без оглядки. Но сейчас мне было плевать.

      – Не бери в голову, хозяин решил проветрить, впустить, так сказать, запах земли и свежей крови.

      Поначалу наемник гонял желваки под смуглой кожей и пытался предложить денег, а когда не вышло, грозился убить мою маму, хотя маму у сироты убить непросто, но ублюдок божился, что справится, даже плюнул мне в лицо, как точку в споре поставил. Когда я начал работу, гонора у него убавилось.

      Пытал я выродка не спеша, с чувством и с толком, предъявляя ему части его же тела за убийство Марены. Жилистый, он напоминал муляж из анатомии, слепленный из красной глины. Голем. Он визжал и лепетал несвязно, я ничего не мог разобрать, да и не хотел. Я методично бил его лицом о стену, как Габриэла недавно, но этот мерзавец заслужил большего. Кровь по стене хлестала косыми струями, точно акриловые краски по холстине. Расплюснутые губы наемника двигались, он лепетал, лепетал… Наконец я расслышал:

      – Доктор фарш. Твоя слава обогнула весь мир, психопат!

      Слава… Отцы церкви умеют поднять популярность. Слухи раздуваются