Дни силы и слабости. Юлиана Яроцкая
липовым цветом. (Сам собирал! В экологически чистом северном лесу, с настоящей липы! Не чета магазинной трухе из бамбука и одуванчика). Открутил крышку. Поднес баночку к лицу, словно кислородную маску. Вдохнул. Несколько секунд ловил приход. Затем чайной ложкой отмерил ровно десять грамм. Не девять, не одиннадцать – боже сохрани. Чай предается кипятку. Пар поднимается в небеса. Баночка закрывается. Аминь.
– Так зачем, говоришь, приходила жена почтальона? – Сенк уселся напротив сестры, поставил перед собой сковородку и чашку и наконец принялся за пюре.
– Полчаса жаловалась на цены в социальных супермаркетах. А потом на здоровье мужа. Она принесла тебе бумажку.
– Давай ее сюда.
Матильда колеблется.
– Там слон еще не дорисован…
– Давай‑давай, – с набитым ртом Сенк пробормотал еще что‑то менее выразительное и отхлебнул чаю.
Матильда вернулась к дивану, нашла среди десятков своих скетчей маленькую записку от жены почтальона и принесла за стол. Пока Сенк читал, она внимательно изучала его лицо. Его глаза, сощурившись, сканировали сначала первую строчку, потом вторую, потом третью. Всего их было три или четыре. Матильда привыкла, что и поздравительные записки, и некрологи ее брат читает с одним и тем же лицом. Но изменилось что‑то в самом Сенке. Что‑то.
Он прочел одну и ту же строчку несколько раз. Как перечитывают абзац в сложной книге. В записке говорилось о том, что в среду начнется война в городе Ж. И не какая‑нибудь, а очень агрессивная, горячая и страшная. Да‑да, милый адресат, скоро твой город превратится в кровавую бойню с паникой и мародерством, потому что все поймут, что оказались в банке. В прозрачной банке. И когда вражеские войска придут все взрывать – мирное население рванет прочь из города, а через границу их никто не пропустит. Потому что выехать из города Ж сложнее, чем вырастить кукурузу на дне океана. Куда же вы, милые соотечественники? Вечеринка только начинается.
Сенк счел записку бредом и решил выяснить завтра на работе – не разыграл ли его кто‑нибудь из коллег.
– Ну? – Матильда выжидательно налегла на стол. С обратной стороны записки на нее смотрел синий слоненок без бивней.
– Что «ну»? Разогреть тебе суп?
– Что в записке? – Матильда обиделась.
– Ты же рисовала на ней. И не прочла?
– Читать я умею, но я ничего не понимаю в таких записках.
Сенк еще раз отхлебнул чаю.
– Совершенно верно. Потому что суп не ешь.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Ты ведь в самом деле его не ешь. Какие уж тут шутки.
– Ну Сенк…
– Не Сенк. Суп.
– Давай в преферанс? – оживилась Матильда. – Я выигрываю – и ты покупаешь мне круассаны. Ты выигрываешь – и все, я ем суп. Даже разогретый.
– Нет, играть с тобой я не буду. Ты жульничаешь. Да и потом, я не в форме, – Сенк в пару глотков опустошил чашку и отнес ее в раковину.
– Тогда на тебя ляжет вина за голодающих детей города.
– Окей. Я согласен.
Сенк еще раз посмотрел