Князь Меттерних: человек и политик. Павел Юхимович Рахшмир
что его политика отличалась от воинственного курса Штадиона.
По версии Меттерниха, уже утром 8 июля 1809 г. император вызвал его к себе и принял со словами: «Граф Штадион просил об отставке; я предлагаю вам его место в департаменте внешнеполитических дел»[163]. В ответ Меттерних будто бы предложил, чтобы назначение было условным, поскольку выглядело несвоевременным, и он еще не чувствовал себя «созревшим» для такой ответственной роли. «Я менее опасаюсь людей, которые сомневаются в своих способностях, чем тех, кто считает, что может все», – сказал ему ободряюще Франц. Далее Меттерних пишет, что пытался отговорить Штадиона, но тот был тверд в своем решении. В конце концов договорились не объявлять об отставке Штадиона до конца войны. Груз ответственности, утверждает Меттерних, он принял только из чувства долга. «Свободный, как и всю мою жизнь, от малейшего честолюбия, я чувствовал только тяжесть цепей, которые должны были лишить меня всякой личной свободы»[164], – уверял он будущих читателей автобиографии.
В действительности эта история выглядела несколько иначе. Клеменс великолепно использовал благоприятную возможность, которая представилась ему в ходе совместного путешествия с Францем из Цнайма в Коморно. Они были вдвоем в карете, и Меттерних мог пустить в ход все свое незаурядное мастерство обольстителя, основанное на умении распознавать особенности психологии людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Любопытны с этой точки зрения написанные им портреты Наполеона и Александра I. Без этой способности сыграть на тех или иных струнах души своих друзей и врагов Меттерних не стал бы мастером политической интриги. Правда, самомнение, склонность к шаблону порой вводили его в заблуждение, а некоторые политические деятели, не укладывавшиеся в рамки его привычных представлений, так и остались для него неразгаданными.
Своего же императора он изучил досконально и, несмотря на разительное несовпадение характеров, стиля жизни, сумел подобрать к нему ключи. Не исключено, что именно их совместная поездка во многом предопределила выбор Франца I.
Меттерних быстро научился не только предугадывать мысли и желания своего кайзера, но и при необходимости облекать их в изящную форму. Более того, Меттерних овладел такой манерой ведения дел, при которой многие его собственные решения выглядели как бы исходящими от императора. Сам Франц очень не любил отягощать себя принятием решений. У него был образ мыслей добросовестного чиновника средней руки. Не может не удивлять сближение этих двух, на первый взгляд, столь разных людей: фривольного грансеньора и добропорядочного бюргера с императорской короной. Дело не только в умении Меттерниха улавливать нюансы настроения своего августейшего повелителя, не только в том, что он разгружал его от массы неприятных и непосильных обязанностей; в Меттернихе с повадками грансеньора парадоксальным образом уживались педантизм и морализаторство. С возрастом эти свойства усиливались. Если изначально в этом еще сказывалось и стремление
Ibid. S. 85.
Ibid. S. 86–87.