Пропасть грёз. Павел Игоревич Шаповалов
обоями с обивкой красным деревом полностью уносило с войны перемещая в прошлое, в семейную обстановку и казалось будто вот-вот в помещение придет дворецкий, который презентует семейству пудинг по своему старому рецепту и чайничек черного чая.
–– Уильямсон, доложите о потерях и о прошедшем ночном дежурстве. – в командном тоне проговорил мужчина, сидевший в кресле за тем самым столом, его вид был довольно бодрым, будто бы его бомбардировка не застала, он был свеж, а его редкие седые волосы были гладко уложены, обычно он выглядел так после посещения генерального штаба, а отсутствие раздражительности в голосе означало что разговор с начальством прошел на добродушной волне, о чём свидетельствовал легкий аромат шотландского скотча, который исходил от него словно парфюм.
–– Сэр, потерь сегодня не было, врачи сработали чётко и слаженно, все лежачие были эвакуированы в подвалы, зенитки нас в этот раз не застали. Дежурство прошло без происшествий, на удивление тихо и спокойно. – я стоял напротив его стола смотря на него как бы сверху вниз, он не любил разговоры ни о чём, я об этом прекрасно знал и не говорил ничего лишнего, лишь конкретно то, что интересовало его, не добавляя ничего от себя. Лишние разговоры, общение ему было чужды, это был человек военного времени, где всё чётко и по определенным канонам, я считал это верным и возможно поэтому на меня он срывался довольно редко. А его нервные срывы поистине стоили многого, порой даже и здоровья. Я слышал историю от старика Мюллера как Корнуэлл пару лет назад чуть не удушил юнца, который не смог спасти жизнь солдату с открытым кровотечением из сонной артерии, этот парень в тот же день оставил рапорт и был распределен на западный фронт, где вероятнее всего и погиб, ведь насколько мне известно, год назад там было кровавое месиво, где уцелели лишь единицы, а на медиков велась жесточайшая охота.
–– Прекрасно, Уильямсон. Сегодня будет поступление с фронта ожоговых, вероятнее всего их будет много, всех принять мы не сможем, поэтому кем-то придется жертвовать, беритесь лишь за тех, кого сможете спасти, а теперь ступай, сынок. – проговорил он крайне спокойным, не присущим для себя тоном снимая свою фуражку с головы и аккуратно оставляя ее на своем столе. – Пошел к черту, я сказал! – вдруг резко вторил он. Я совсем забыл о том, что капитан не любит медлительность, возможно я был ошарашен этой теплотой голоса, быть может был крайне уставшим, но последняя фраза в миг помогла мне вспомнить где я нахожусь и поспешно покинул этот обитель закрывая плотно за собой дверь.
Мне очень мало было известно о капитане, его жизнь для меня была под семью замками и что удивительно никто из служилых врачей так же, как и я не ведали о нем ничего, кроме того, что это крайне скверный старикан. Единственное что я знал точно так это то, что этот мужчина был потрясающим челюстно-лицевым хирургом, за год сколько я здесь работаю ещё ни один солдат прошедший через его руки не умер от сепсиса или осложнений. А смерти здесь были