Дар легкомыслия печальный…. Игорь Губерман

      По-моему, Господь весьма жесток

      и вовсе не со всеми всеблагой:

      порядочности крохотный росток

      во мне он растоптал моей ногой.

      Я прошел и закончил достаточно школ,

      но, переча солидным годам,

      за случайный и краткий азарта укол

      я по-прежнему много отдам.

      Женщину глазами провожая,

      вертим головой мы не случайно:

      в женщине, когда она чужая,

      некая загадка есть и тайна.

      В сезонных циклах я всегда

      ценил игру из соблюдения:

      зима – для пьянства и труда,

      а лето – для грехопадения.

      Живое чувство, искры спора,

      игры шальные ощущения…

      Любовь – продленье разговора

      иными средствами общения.

      Но чья она, первейшая вина,

      что жить мы не умеем без вина?

      Того, кто виноградник сочинил

      и ягоду блаженством начинил.

      Что я смолоду делал в России? —

      я запнусь и ответа не дам,

      ибо много и лет, и усилий

      положил на покладистых дам.

      Я устал. Надоели дети,

      бабы, водка и пироги.

      Что же держит меня на свете?

      Чувство юмора и долги.

      Мужчина должен жить не суетясь,

      а мудрому предавшись разгильдяйству,

      чтоб женщина, с работы возвратясь,

      спокойно отдыхала по хозяйству.

      С неуклонностью упрямой

      все на свете своевременно;

      чем невинней дружба с дамой,

      тем быстрей она беременна.

      Когда роман излишне длителен,

      то удручающе типичен,

      роман быть должен упоителен

      и безупречно лаконичен.

      Не первопроходец и не пионер,

      пути не нашел я из круга,

      по жизни вели меня разум и хер,

      а также душа, их подруга.

      В мечтах отныне стать серьезней,

      коплю серьезность я с утра,

      печально видя ночью поздней,

      что где-то есть во мне дыра.

      Соблазнов я ничуть не избегал,

      был страстью обуян периодически

      и в пламени любви изнемогал

      все время то душевно, то физически.

      Я знаю, куда сквозь пространство

      несусь на тугих парусах,

      а сбоку луна сладострастно

      лежит на спине в небесах.

      Есть женщины осеннего шитья:

      они, пройдя свой жизненный экватор,

      в постели то слезливы, как дитя,

      то яростны, как римский гладиатор.

      Думая о бурной жизни личной,

      трогаю былое взглядом праздным:

      все, кого любил я, так различны,

      что, наверно, сам бывал я разным.

      Меняя в весе и калибре,

      нас охлаждает жизни стужа,

      и