Дар легкомыслия печальный…. Игорь Губерман

      Мои друзья темнеют лицами,

      томясь тоской, что стали жиже

      апломбы, гоноры, амбиции,

      гордыни, спеси и престижи.

      В кипящих политических страстях

      мне видится модель везде одна:

      столкнулись на огромных скоростях

      и лопнули вразлет мешки говна.

      Душа не плоть, и ей, наверно,

      покой хозяина опасен:

      благополучие двухмерно

      и плоский дух его колбасен.

      От меня понапрасну взаимности

      жаждут девственно чистые души,

      слишком часто из нежной невинности

      проступают ослиные уши.

      Наш век нам подарил благую весть,

      насыщенную горечью глобальной:

      есть глупость незаразная, а есть —

      опасная инфекцией повальной.

      Я уважаю в корифеях

      обильных знаний цвет и плод,

      но в этих жизненных трофеях

      всегда есть плесени налет.

      Еще Гераклит однажды

      заметил давным-давно,

      что глуп, кто ступает дважды

      в одно и то же говно.

      Забавно, что, живя в благополучии,

      судьбы своей усердные старатели,

      мы жизнь свою значительно улучшили,

      а смысл ее – значительно утратили.

      А странно мы устроены: пласты

      великих нам доставшихся наследий

      листаются спокойно, как листы

      альбома фотографий у соседей.

      Во мне есть жалость к индивидам,

      чья жизнь отнюдь не тяжела:

      Господь им честно душу выдал,

      но в них она не ожила.

      Везде в эмиграции та же картина,

      с какой и в России был тесно знаком:

      болван идиотом ругает кретина,

      который его обозвал дураком.

      Мы так часто себя предавали,

      накопляя душевную муть,

      что теперь и на воле едва ли

      мы решимся в себя заглянуть.

      На крохотной точке пространства

      в дымящемся жерле вулкана

      амбиции наши и чванство

      смешны, как усы таракана.

      Учти, когда душа в тисках

      липучей пакости мирской,

      что впереди еще тоска

      о днях, отравленных тоской.

      По чувству легкой странной боли,

      по пустоте неясной личной

      внезапный выход из неволи

      похож на смерть жены привычной.

      Мы ищем истину в вине,

      а не скребем перстом в затылке,

      и если нет ее на дне —

      она уже в другой бутылке.

      Жить, не зная гнета и нажима,

      жить без ощущенья почвы зыбкой —

      в наше время столь же достижимо,

      как совокупленье птички с рыбкой.

      Давно среди людей томясь и нежась,

      я чувствую, едва соприкоснусь:

      есть