Пустота. Федор Кумарин
спросил один из них, низкорослый, горбоносый бородач в чёрной утеплённом кепке, выкатив на меня шарики своих диких глаз, – тебе что-то не нравится?
– Не нравится, – огрызнулся я. Ещё бы с ними церемониться… Не хочу с ними любезничать. Пошли они в жопу. Пусть делают что хотят. Мне всё равно.
Но они не ударили меня, а продолжили разговор. Даже удивительно. Я считал, что слов для продолжения разговора в их лексиконе больше не осталось, но нет – кавказцы оказались умнее.
– Чо ты, э-э-э-э-э! – заблеял одетый в синие джинсы, чёрную кожаную куртку и коричневую шапку-ушанку высокий и тощий кавказец, – что тебе конкрэтно не нравится?.
Они подошли ко мне вплотную. Я учуял из запах. Пахло дублёнкой и куревом. Ничего такого. Они оскалились, злобно смотрели на меня, ухмылялись, чувствуя своё превосходство передо мной. Было ясно, что они хотят ударить. Похер.
– Мне не нравится, что вы тычете в меня пальцем, пялитесь… – промолвил я, как ничтожество.
– А кто ты такой? – спросил уже другой кавказец, накаченный, бородатый и лысый.
– Конь в пальто, – огрызнулся я.
Наконец, мне прилетело. Мощный, волосатый, теплый кавказский кулак въехал мне прямо в челюсть. Сильно. Что-то треснула. Язык почувствовал кровь. Губа порвалась, как целка у девочки-девственницы… Я знаю, что сравнение идиотское. Не говорите мне! Не надо! Другого я всё равно не придумаю. Извините.
Словно прося прощения, я упал на колено и принял ещё один удар по голове. Глухой такой, быстрый. Я лёг на снег и закрыл глаза. Я пытался уснуть, накинув сверху пуховое одеяло небес, но меня снова настигла бессонница.
Удары, как мысли, отскакивали от головы, точно она – просто батут, на котором прыгают дети. Прикольно. Но после каждого остаётся боль. Правда, только физическая. Она не такая страшная, кажется… Хотя нет, удар в живот похож на то, что испытываешь на пятом часу бессонницы. Удар ногой по спине заставляет меня вскрикнуть.
«Ай! Бо-бо! Ранка болит!»
Заткнись, придурок, ты и так выглядишь жалко!
Я видел, как люди из окон наблюдали за моим избиением. Пропитые мужики, заплывшие жиром тётки в халатиках, бабки, знакомые и незнакомые, подростки лет тринадцати, снимающие драку на смартфон.
Из моего рта вырывались слова, которые я когда-то говорил во дворе…
– Идите на… – бросал я в хари этих кавказцев. – Стаей, сука. Ссышь один на один! Вы не пацаны, а крысы!
Или это доносится только из головы? Какая разница?
Один из стаи схватил меня сзади, и его братья начали бить меня по животу. Удары сбивали дыхание. Я словно падал вниз, в коричневую помойную яму, в которой лежали ошмётки от лука, испорченные пельмени и шкурки бананов. Но вдруг овца, с которой они стояли, опомнилась и заорала на весь дворик:
– Прекратите! – гаркнула она. – Зачем вы его бьёте-то? Хватит уже! Он же в больницу попадёт! Прекратите!
В кино это