Судьба Застолья. Евгений Константинов
ни с какого-то там «перепуга» Шуба назвал эту худышку с миниатюрными чертами лица Эммой. Именно это имя присвоил он одной из незавершенных пластилиновых фигурок из будущей «фашистской» композиции. И копию той, которую Игорь назвал Аллочкой, скульптор тоже слепил, назвав Изольдой. И обидчивую Кессу, которая, как вспомнил Костиков, училась на факультете критики, и которую на самом деле звали Ксения, он тоже слепил и назвал то ли Софьей, то ли Гердой. На самом деле пластилиновые «фашистки» требовали доработки, после чего за каждой и закрепилось бы конкретное имя.
Между тем, в руках у Игоря оказалась недопитая бутылка виски и недоеденная шоколадка, от которых ни одна из прототипов творений Шубы не отказалась. После чего все трое закурили – для этого, собственно, они и выбежали перед началом спектакля на несколько минут на бульвар, ну а выпили, по словам Аллы-Изольды, для храбрости.
В отличие от девушек, Серега с Игорем не курили, а в бутылке осталось на донышке, и если учесть, что им предстояло часа два наслаждаться самодеятельностью, надо было срочно бежать в магазин. Что они и сделали, благо «Елисеевский» гастроном, где всегда можно было «дозаправиться», находился неподалеку.
В гастрономе сразу же и выпили. И Сереге показалось, что напрасно поспешили, надо было бы попозже. Впрочем, кода добрались до территории Литинститута, где посередине садика, весь в зелени стоял памятник Герцену, инженер человеческих душ Акимов предложил скульптору Костикову усугубить еще по пятьдесят, чтобы взбодриться перед спектаклем, отказываться он не стал. И ведь действительно взбодрился. Во всяком случае, первую половину первого акта спектакля воспринимал вполне адекватно. Узнал, кстати, в одной из артисток Ларису, которая послужила – прототипом еще одной фашистки – Софьи. Вспомнил, что после первой же встречи, окрестил Ларису «девушкой из высшего общества», и что Игорь, кажется, был безнадежно влюблен в эту «мажористую», которой в его будущей пластилиновой композиции планировалась роль командирши-стервы.
Еще вспомнил, когда и как собственно зародилась у него идея создать «фашистскую» композицию. В отношениях с девушками Серега не любил ходить вокруг да около. Если приглянулась особа прекрасного пола, и если с ее стороны в отношении него не было явной антипатии, так зачем время терять! Вот и однокурсницу Акимова, тростиночку-Риту, с какой-то изюминкой в миниатюрных чертах лица, Серега Костиков в первый же день знакомства пригласил в свою холостяцкую квартиру. И все у них складывалось очень даже прекрасно… До тех пор, пока Ритуля, уже полностью раздетая, лежа в его кровати, вдруг возьми да не заяви, что по своим убеждениям является ярой фашисткой.
Прозвучало это так не вовремя, так абсурдно, так вызывающе неправильно, что у Сереги вмиг отрезало всякое желание заняться с тростиночкой любовью, даже дотронуться, даже смотреть на нее не захотелось.
На том свидание и закончилось. Ритуля – то ли возмущенная или озабоченная непониманием нового знакомого ее мировоззрения, то ли злорадствующая убралась восвояси. В голове же скульптора ее образ, что называется,