Иерусалимский синдром. Петр Альшевский
и не грациозна – красивое бескровное лицо, немного запущенная фигура, темное короткое платье.
Флориэна совсем юная девушка. Миловидная, бедно одетая, чуть-чуть недоразвитая – она в смятении.
Вольтуччи встает с места и нежно целует Паскуэлину.
Вольтуччи. Ты где пропадала? Я очень волновался, даже собирался навстречу тебе идти! Но не пошел – происходящих событий я не боюсь, единственное, чего боялся, это с тобой разминуться. Ну, милая, говори же!
Паскуэлина. Я у маникюрши была.
Луболо. У маникюрши?! Ты, что не в курсе?
Паскуэлина. В курсе, в курсе… У меня даже приемник с собой. Там стреляют, взрывают, ровняют с землей – что с того? Из-за всей этой суматохи мне уже нельзя к маникюрше сходить? Тем более она сама меня пригласила. И что странно, не взяла денег.
Джокетто. Как раз в этом нет ничего странного.
Паскуэлина. Или есть, или нет. Как посмотреть. Ах, да! Разрешите вам представить мою новую знакомую. Кстати, как тебя зовут?
Флориэна. Меня зовут Флориэной.
Паскуэлина. Ну так вот, Флориэна – это Вольтуччи, мой потертый бамбино. Это Инспектор, человек в штатском, но с погонами на обоих полушариях. Рядом с ним Джокетто – не верит ушам, не верит в лучшее… с Флориэной я только что познакомилась. Она играла на гитаре около дома Вольтуччи. Вот я ее и пригласила. Возражающих нет?
Луболо. Еще можно играть, лежа в ванной – на воде. Как на пианино.
Паскуэлина. Я спрашивала о возражающих… есть ли…
Вольтуччи. Конечно, нет. Присаживайтесь.
Вольтуччи сажает Паскуэлину по правую руку от себя, Флориэна сама садится по левую.
Вольтуччи. Как хорошо, что я догадался захватить несколько лишних рюмок. Не только догадался – захватил. Принес и поставил. Вот они – смотрите, я вас не обманываю. Вы, девушка, кушайте, подкрепляйтесь, скоро не только от пирожков, но и нас самих останутся одни угольки. А ты, дорогая, почему ничего не ешь?
Паскуэлина. Я бы с удовольствием, но я на диете.
Джокетто. Когда ожидаешь результатов?
Паскуэлина. Скоро.
Джокетто. Насколько скоро? Не мешало бы, чтобы очень скоро.
В комнату заходит дудящий Баллоне. Подходит к столу. В эту секунду раздается сильный взрыв и в комнате гаснет свет.
Воцаряются тишина и темнота.
Вольтуччи. Похоже, уже начинается.
Луболо. Скорее заканчивается.
Баллоне возобновляет игру. В кромешная тьме играет и играет.
Паскуэлина. Куда это Вольтуччи запропастился… ушел и не приходит… вроде бы он недалеко уходил…
Луболо. А ты, милая моя, думаешь, легко найти свечи? Я думаю, что нет.
Джокетто. Думаешь, что нет или не думаешь, что да?
Луболо. Тебе это так важно?
Джокетто. Не важнее всего прочего, теряющего для меня свою последнюю ценность, но ты же сам, Инспектор, любитель ясности.
Луболо. Я не любитель ясности. Я профессионал.
Флориэна. Скажите, а приятно быть профессионалом? Чувствовать себя им. Ну и быть, конечно.
Луболо. Как вам сказать… Приятно-то приятно, но и ответственности