Нелюди 2. Шаг в бездну. Екатерина Косьмина
эти светлые хуже тварей лесных! Самое святое, близких за жратву предают. Тех, кто себя защитить не способен.
Едва слышно вздохнув, Им засовывает руки в карманы неизменной юбки. Закатанная до локтей рубаха и штаны, подвернутые чуть ниже колен, открывают его поджарое тело. Весь состоящий из жил, эльф выглядит крепким, как дуб.
– На постоялом дворе должен быть хья, так заведено. Черенок мне все уши об этом проныл. Мол, нужно востопырку найти, – и вот, как всегда у нас получилось. В «Трухлявом Пне» ихние хья хорошо трудятся. Так жополазы прочухали и прут туда комнаты спрашивать. Насрать им, что кормежка плохая и козявки в соломе. Кайсе, надо было хотя бы проверить, че он там умеет такого. Ну, прежде чем бестолочь брать… – Печально заканчивает трактирщик.
Не понимая ни слова, хья сосредоточенно, как саранча жрет стебельки, с ненавистью пялясь на Има. Убежать он не пытается, все равно знает, что не успеет уйти.
– А теперь жирный заладил, мол, это я во всем виноват. Не могу хромого сопляка выездить, над нами все потешаются. Если такой умный, сам бы взял и попробовал! – Трактирщик моргает, словно удивляясь, что наболевшее запросто выложил. С подозрением смотрит на Уолласа. – Ты меня понял хоть?
Тот кивает, неспособный сказать что-то внятное.
Еще раз смерив Уолласа настороженным взглядом, Им решительно шагает к хья. С силой сворачивает в захват и прижимает к стене. Изловчившись, задирает рубашку: на впалом пузе заживают тяжелые раны. Сильно эльфа успели подрать…
– Вот, смотри, это че, гостям предложить можно?! – Сквозь сжатые зубы цедит Тохто. Крутит раба, задирает на спине куртку, открыв наполненные желтым борозды от кнута. – Или это?
Снова разворачивает хья, цепляет его за короткие волосы, оттягивая бошку назад. Показывает оскаленное лицо с нервно клацающими зубами. Между резцами застряла труха стебельков.
– Или вот это? За что платить?
– Не знаю, – искренне отзывается Уоллас.
Помедлив, Им нехотя бьет парня в зашитый живот, тот сгибается, получает тумак в голову и оседает на каменный пол. Уолласу тоже становится больно, – от того, насколько все дико. Эльфийский мир будто вывернут наизнанку, и как всем лучше, он не может ответить. Его привычная правда с каждым днем размывается. Отрава Лунных Камней въедается в кожу вместе с вездесущей желтой пыльцой.
– Вот и я тоже не знаю. – Им бесстрастно растирает костяшки. Уоллас переводит растерянный взгляд с трактирщика на скорчившегося в ногах дохляка.
– Вы его это, хоть накормите. – Помедлив, просит Уоллас, а затем осторожно подбирает слова. – Там, откуда я родом, есть особые выродки, они очень преданные и хозяину до смерти служат, вот прямо жизнь за него отдадут. Все сделают. Но их детенышей нужно приручать жратвой, добрым словом и лаской. Если бить – ничего не получится. Ваш хья… Он на выродков этих похож.
Им озадаченно смотрит на Уолласа, затем коротко распоряжается:
– Олас, ты со мной. – И пинком выгоняет хья из мельницы. На четвереньках тот волочится