Нас война соединила. Юлия Ганецкая
летом Анастасия Григорьевна с сыновьями, как обычно, навестила столичную подругу.
Алексей схватил вошедшего в квартиру Феликса за руку и, загадочно улыбаясь, увлек за собой в комнату. Там он распахнул окно и, поманив друга, вылез наружу.
Феликс последовал за ним. К стене была приставлена узкая пожарная лестница. Быстро перебирая руками, мальчики взобрались на крышу. Отдышавшись, Алексей подал руку Феликсу. Они молча стояли и смотрели, как потревоженные их появлением голуби кружат над крышами домов.
Внизу громыхали трамваи, ругались дворники, где-то плакал ребенок, у кого-то играл граммофон. В лучах заходящего солнца сверкал купол собора Архангела Михаила, из огромных труб металлургического завода валил тяжелый черный дым.
– Вот это да! – восхищенно присвистнул Феликс.
Алексей обернулся и улыбнулся другу.
В это время, громко напевая, по улице маршировали юнкера Елизаветинского военного училища. Их голоса разносились над городом. Молоденькие курсистки останавливались, чтобы проводить восхищенным взглядом парней. Из окон начали выглядывать жители домов: кто-то подпевал, другие просто махали руками.
– Есть ли профессия достойнее, чем Родину защищать? – спросил Алексей у Феликса. Ветер трепал ему волосы, длинная челка упала на лицо. Он нетерпеливым движением убрал волосы назад. – Не спорю, важно быть доктором или учителем, но, Феликс, жить и знать, что в твоих жилах течет кровь русского человека, христианина и встать на защиту Родины – не это ли смысл жизни?
Феликс восхищенно смотрел на друга:
– Куда ты, Лешка, туда и я.
Когда они вернулись в квартиру, то застали обиженного Петра и решили развлечь его игрой в прятки.
Смеясь, Алексей и Феликс забежали в кухню и спрятались в чулане.
Здесь хранились старые санки, швабры с ведрами, старая ненужная одежда в мешках.
Прикрыв дверь, мальчики затаились в надежде, что Петя их найдет нескоро и они успеют вволю наболтаться. В щель в двери было видно, как в кухню вошли кухарка Люба и торговка молоком – полная молодая женщина. Поставив бутыли на стол и выложив пакеты с творогом, она смотрела, как Люба отсчитывает оплату.
– Хозяйка-то твоя – любо посмотреть: помолодела, повеселела. Девица прям, – заметила торговка, пряча оплату в лиф.
– И не говори, – перекрестилась Люба, – как вдовой стала, так расцвела. До замужества, говорят, так вообще глаз не оторвать было: так хороша была.
И, оглянувшись по сторонам, зашептала, сделав огромные глаза:
– Говорят, сам император Николай, тогда еще цесаревич безусый был, хаживал к ней. Пацаненок-то, болтают, от него.
Алексей замер. Он посмотрел на Феликса, тяжело задышал и решительно распахнул дверь:
– Врешь, дура! Неправда это! Умер мой папка. Врешь, врешь!
Выкрикивая это, он кинулся на попятившуюся кухарку с кулаками:
– Не отец он мне! Дура!
На крики