Нас война соединила. Юлия Ганецкая
чужого брошенного коня, Алексей возвращался в поселок. Его приветствовали улыбающиеся офицеры и солдаты. Непривычно звенел колокол на старой церкви: это Васютков, по-молодецки лихо приплясывая, оповещал округу о победе. Проезжая мимо, Алексей привычно перекрестился на купол и отдал честь Михаилу.
Слышались поздравления друг друга и рассказы о том, как они «этих гадов».
Только Горин не разделял общего ликования, он помнил о тех, кто остался лежать у леса, в поле. О тех, кто уже не споет под гитару и не закурит расслабленно папиросу. О тех, кто больше не увидит свою мать, не обнимет своих детей и не посмотрит в ласковые глаза красавицы-жены. И он все время помнил о цесаревиче. Последние его слова, сказанные Алексею, не выходили у Горина из головы: «Я не забуду нашей встречи и вас». Помнил ли тринадцатилетний мальчик о том разговоре в 1915 году? Конечно же, помнил. Возможно, устав от заключения в чужом доме, он ждал спасения именно от него, поручика Горина, который тоже обещал не забывать будущего императора.
Около штаба, прижимаясь друг к другу и изнывая от жары, стояли плененные красноармейцы. Алексей безразлично посмотрел и решил, что отправит их в Орел, пусть там решают, что с ними делать.
– Ваше высокоблагородие, – окликнул его подпоручик Андреев.
Алексей обернулся и увидел одного из солдат своей армии со связанными руками и виноватым лицом. Это был пожилой рядовой с усами до подбородка и кучковатыми бровями, огромный покрасневший нос сиял на солнце, а пухлые рыхлые губы мелко дрожали.
Горин не знал имени солдата, но часто слышал его удалые песни у костра.
– Как узнал? – спросил Алексей у подпоручика.
– Да узнать-то нехитрое дело, – не опуская винтовки, сплюнул Андреев, – по своим же и палил, гад.
– Бес попутал, Ваше высокоблагородие. Смилуйтесь. Детишки у меня. Семерых баба-дура наплодила, каждую весну на сносях, – рядовой упал на колени, преданно глядя на Горина снизу вверх. – А они денежные, красноармейцы проклятые, заплатить много обещали. У нас-то что, сами без портянок ходим, пояса кожаные жуем, а у меня семеро, все баба моя…
Алексей брезгливо смотрел на него, медленно кружа вокруг предателя на коне.
– Даже не за идею, сволочь, – подполковник медленно достал револьвер и выстрелил в упор.
Вокруг воцарилась тишина.
– Этих куда? – откашлялся Андреев, указывая кивком на пленных.
– Расстрелять.
– Но, Алексей Константинович, – впервые подпоручик растерялся и был удивлен решением командира.
– Расстрелять! – рявкнул Горин. – Собрать трофейное оружие и их же пулями этот сброд и расстрелять.
Алексей пришпорил коня и пустился галопом.
– Выполняй, – безнадежно махнул рукой Андреев стоящему рядом солдату и посмотрел вслед удаляющемуся подполковнику.
Алексей поднял ведро с водой из колодца и принялся жадно пить. Ледяная вода приятно холодила