Откровения для настоящих папуасов. Евгений Васильевич Лучинкин
которая пыталась спасти своего мужа, твоего отца. Что диагностику провели изначально некачественно. Что обезболивающие не хотели выписывать, хотя и диагноз был официально поставлен. И что человек от боли сознание терял…
В первые годы своей врачебной практики я столкнулся именно с таким проявлением. Системным проявлением цеховой поруки и безответственности. Повсеместно! И в клинике, где я работал и, по рассказам моих однокурсников, в других больницах… По началу я попытался хотя бы на своём месте что-то исправить. Например – исходить в своей практике из принципа: лечить не болезнь, а человека. Но меня за «новшества» вызвали на ковёр. Пропесочили, поставили на вид. И, чтобы я не нёс отсебятины в рамках госучреждения, ещё и пригрозили увольнением, а то и лишением звания врача.
В общем уконтрапупили по полной. Заведующий отделением ко мне относился с симпатией, поэтому в доверительной беседе рассказал, что многие молодые врачи через это проходят. Он сам на первых порах пытался революцию устроить. Да его точно так же на место поставили. А на вопрос: «что же делать, ведь участвовать в происходящем – это прямое нарушение врачебной клятвы», – мой шеф посоветовал мне «не спешить» и, типа, «со временем сам разберёшься», «да и не всё так критично, посмотри, мол, в каком обществе живём – люди в основном потребители, давай им волшебные пилюли от болезней, а профилактикой по Семашко, голову им не морочьте» …
Для меня это было потрясением. Направо пойдёшь – совесть потеряешь, налево – диплом врача. Я был человеком непьющим, у меня уже тогда семья была, ответственность перед ними. Но тут выпил так, что на обходе вынужден был прятать опухшее лицо под маской. После обхода ко мне подошла психолог с кафедры и увела к себе в кабинет. Она анализировала случай «быстрого излечения» больного ДЦП, которого я курировал.
Она заставила меня выпить какой-то отвар, до ужаса противный, однако минут через пятнадцать у меня прошла головная боль, проявления алкогольной интоксикации, а изо рта убежали кошки с их отвратным амбре.
– У Вас, Евгений, либо был выставлен неправильный диагноз, либо Вы сотворили чудо.
На мои возражения психолог хитро улыбнулась и заговорила заговорщическим шёпотом:
– У меня есть неопровержимые данные, что Вы использовали нетрадиционные методы лечения. Не беспокойтесь за свой почти белый халат. Я Вас не сдам.
– А Вы, Оленька, как это определили – по тесту Люшера?
Психолог приоткрыла верхний ящик своего стола и ответила всё тем же ёрническим шёпотом:
– Неееет, Евгений, у меня в столе кроме диплома психолога лежит диплом потомственной ведьмы.
– Ага, я был уверен, что вас не всех сожгли на кострах инквизиции.
Неожиданно для себя я с каким-то сладострастным облегчением потянулся всем телом и даже муркнул как проснувшийся кот. Это само по себе было удивительно, позволить такую вольность мне бы не пришло в голову даже дома. Психолог вдруг откинулась на стуле. Она вся напряглась. И мне показалось, что волосы у неё встали дыбом, а из зеленоватых глаз брызнули