Фотофиниш. Свет гаснет. Найо Марш
к двери.
– Спасибо, – сказал Руперт в темноте. – Доброй ночи.
В коридоре Кармайкл сказал:
– Очень странный вышел разговор.
– Да, весьма.
– Можно было почти уверенно сказать, что… то есть…
– Что?
– Что ему стало легче. Не поймите меня неправильно. Он испытал шок – я имею в виду это его поразительное извинение за оперу, которое я, признаться, не счел особенно впечатляющим, и его обморок. Пульс у него до сих пор неровный. Но его реакция, – повторил Кармайкл, – была странной, вы не находите?
– Люди склонны вести себя странно, когда слышат о смерти. Уверен, вы с этим сталкивались, разве нет? В этом же случае, мне кажется, присутствует чувство избавления.
– Избавления? От чего?
– Ну, – сказал Аллейн, – от трудной ситуации. От чрезвычайно сильной тревоги. От большого напряжения. Кто-то – кажется, это был Шоу – сказал, что после смерти даже самых близких и дорогих людей человек всегда испытывает чувство освобождения. И облегчения.
Кармайкл фыркнул и изучающе посмотрел на Аллейна.
– Вы не сказали ему, что это было убийство.
– Нет. Утром для этого будет достаточно времени. Пусть насладится пользой от таблетки Латтьенцо.
Доктор Кармайкл снова фыркнул.
Аллейн после вернулся к Трой, которая уже держала наготове фотоаппарат, кисть и тальк.
– Как себя чувствует этот мальчик? Как он воспринял новость?
– В целом хорошо. На удивление хорошо.
– Возможно, он исчерпал способность реагировать эмоционально. Он был на пределе своих сил в этом смысле.
– Может, и так. А ты – самая мудрая пушистая совушка, и тебе пора устраиваться на ночлег. Я ухожу, и похоже, это будет одна из тех ночей.
– О, как в том деле с Фоксом, Томпсоном и Бэйли?
– Не то слово. И когда хочется, чтобы ты была в своем лондонском гнездышке за тринадцать тысяч миль отсюда, – сказал Аллейн. – Но раз уж ты здесь, то лучше запрись на ключ, когда будешь ложиться.
– Я?! – недоверчиво воскликнула Трой. – Зачем?
– Чтобы мне пришлось тебя разбудить, – сказал Аллейн и ушел.
Он попросил Берта продолжить дежурство, пока он с доктором Кармайклом сходит в гостиную.
Доктор Кармайкл сказал:
– Но я не совсем понимаю… Ключ ведь у вас.
– Могут быть и другие ключи – у других людей. У Марии, например. Если Берт продолжит сидеть за ширмой, он увидит любого, кто попытается войти.
– Не могу представить, чтобы кто-то захотел вернуться туда. Даже убийца.
– Нет? А я могу, – возразил Аллейн.
Они спустились в гостиную.
Там сидело маленькое бледное трио оставшихся гостей: Хильда Дэнси, Сильвия Пэрри и Латтьенцо. Мистер Реес, как понял Аллейн, заперся в кабинете с Беном Руби и Хэнли. В гостиной лишь наполовину успели убрать предобеденный беспорядок, когда пришла страшная новость. Повсюду стояли бокалы из-под шампанского, полные окурков пепельницы и ведерки с растаявшим льдом. Камин прогорел до углей, и, когда Аллейн вошел, синьор Латтьенцо