У каждой ночи свой рассвет. Эм Ленская
я сквозь зубы. – Просто это никоим образом тебя не касается.
– Тебе больно об этом говорить, – не спрашивал, а констатировал он. Почувствовал? Лучше бы ему уловить мое раздражение и замолкнуть.
– Я не хочу об этом говорить. Ясно? – я зыркнул на него, думая, что увижу смирение или обиду за свою нелюбезность, но наткнулся лишь на полные сочувствия глаза.
– Тогда произошло что-то еще, ведь так?
Я не ответил.
– Кто-то важный для тебя умер?
Я вдавил тормоз прямо посреди пути.
– Хватит! – рявкнул я. – Прекрати это! Что во фразе «я не хочу об этом говорить» тебе, мать твою, не понятно?!
В ответ на мои слова Емельян встрепенулся и мотнул головой, быстро заморгав.
– Кирилл, прости. Я… я случайно, я… – забубнил он, и мне вдруг стало его жаль. – На меня как будто что-то нашло, я просто смотрел на тебя, и вдруг как коконом каким-то окутало… все эти странные чувства… вопросы.
Емельян схватился за голову и начал растирать виски, чуть покачнувшись вперед.
– Прости, – повторил он, прошептав, – не знаю, что происходит.
Как и я. Но надеюсь, доктор Хиршман способен это понять. Иначе моих ответов на все не хватит.
– Слушай, – поколебавшись, я положил руку ему на спину, – я тоже виноват, извини, что накричал. И да, ты прав, мне больно вспоминать тот день, но это не давало мне право срываться на тебе. Так что мы оба напортачили.
Емельян кивнул, на этом мы и закончили.
Выпив воды, Лебедев перебрался на заднее сиденье и как-то сразу уснул. Я чувствовал себя виноватым, но одновременно с тем стало легче. Теперь есть время, чтобы эмоции улеглись. Я задумался над случившимся, над поведением Емельяна и тем, что он сказал. По его словам, он словно потерял контроль над собственным разумом, настроившись на чужие волны.
Мои волны.
Насколько же тогда сильна наша связь, если дело, конечно, в ней, и чем это для нас может обернуться? До сих пор я мог контролировать каждую свою реакцию, все импульсы оставались мне подвластны. Но что если и мои механизмы дадут сбой в присутствии Емельяна?
Ну и завяз же ты, Кирилл Дружинин.
* * *
– Емель, – я аккуратно потряс его за плечо, чтобы разбудить, – мы приехали, вставай.
Разлепив глаза, он медленно поднялся и потер лицо ладонями. На его щеке отпечатался шов от обивки сиденья, образовав продолговатую вмятину.
– Что-то не так? – заметив, что я смотрю на него, спросил Лебедев.
– Нет, все в порядке. Давай помогу, – я откинул пассажирское сиденье, чтобы выпустить его из машины. Придерживаясь, Емельян вылез и лениво потянулся, разминая мышцы.
– Где мы? – уточнил он и присвистнул, когда развернулся и разглядел наконец здание, возле которого мы припарковались.
– Жилище дока. Впечатляет, не правда ли? – спросил я, и сам с неким восхищением созерцая похожий на старый особняк загородный дом Хиршмана.
Построенное в отдалении от городской черты и окруженное многовековыми деревьями двухэтажное строение