Ночь нежна. Френсис Скотт Фицджеральд
пронзительно крикнул:
– Нельзя ли потише!
Розмари и Луис Кэмпьон пристыженно спустились по лестнице и уселись на скамейке у дорожки, ведущей к морю.
– Так, значит, вы совсем ничего не знаете о том, что произошло? Дорогая моя, случилось невероятное… – В предвкушении интригующего рассказа он начал успокаиваться. – Никогда не видел, чтобы события развивались столь стремительно – я вообще стараюсь держаться подальше от людей вспыльчивых, они так расстраивают меня, что я порой могу заболеть и надолго слечь в постель.
Он торжествующе посмотрел на нее. Розмари никак не могла взять в толк, о чем это он.
– Моя дорогая, – Кэмпьон подался вперед всем телом и, склонившись к ней, коснулся ее бедра, дав понять, что это не просто бессознательный жест, – теперь он был весьма самоуверен. – Здесь состоится дуэль.
– Что-о-о?!
– Дуэль на… впрочем, мы пока еще не знаем, каково будет оружие.
– И кто же собирается драться?
– Я расскажу вам все по порядку. – Он сделал глубокий вдох, длинный выдох и произнес так, словно понимал, что она ему не поверит, но заранее прощал ее за это. – Ну да, вы же ехали в другом автомобиле. Что ж, в некотором роде вам повезло – мне это наверняка сократило жизнь минимум года на два, так скоропалительно все случилось.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила она.
– Не знаю, с чего и начать. В общем, она завела разговор…
– Кто – она?
– Вайолет Маккиско. – Он понизил голос, будто кто-то спрятавшийся под скамейкой мог его подслушать. – Но упаси вас бог упоминать Дайверов, потому что он пригрозил каждому, кто хотя бы заикнется о них, страшной карой.
– Кто пригрозил?
– Томми Барбан. Только не проговоритесь, что я вообще упоминал их фамилию. Мы так и не поняли, что хотела рассказать Вайолет, потому что он без конца ее перебивал, а потом за нее вступился муж, и теперь, моя дорогая, мы имеем дуэль. Сегодня утром, в пять часов, то есть уже через час. – Он вздохнул, судя по всему, вдруг вспомнив о собственных горестях. – Мне почти хотелось бы оказаться на его месте. Лучше бы меня убили, потому что мне незачем больше жить. – Он всхлипнул и стал скорбно раскачиваться взад-вперед.
Наверху снова лязгнул железный ставень, и тот же голос с характерным британским произношением крикнул:
– Да прекратите же вы, наконец!
Как раз в этот момент из отеля вышел немного растерянный Эйб Норт. Оглядевшись, он заметил их на фоне уже побелевшего над морем неба, но прежде чем он успел что-либо сказать, Розмари предостерегающе покачала головой, и они переместились на другую скамейку, подальше от дома. Было заметно, что Эйб навеселе.
– А вы-то почему не спите? – спросил он.
– Я только что встала. – Розмари рассмеялась было, но, вспомнив о сердитом британце наверху, осеклась.
– «Измученная соловьем»[6], – припомнил Эйб и повторил: – Да, должно быть, измученная соловьем. Этот член кружка кройки и шитья уже доложил вам,
«Plagued by the Nightingale» (