Мельница на Флоссе. Джордж Элиот
бы очень некстати, – заявила миссис Талливер, углубившись в размышления по поводу крайне несвоевременной болезни не к добру помянутого кузена. – От шляпки на второй год уже никакого удовольствия, ведь с тульями никогда не угадаешь – два лета не бывают похожими друг на друга.
– Увы, таков он, этот мир, – согласилась миссис Пуллет, возвращая шляпку в гардероб и вновь запирая его. Некоторое время она хранила молчание, подчеркивая его покачиванием головы, пока они не вышли гуськом из торжественной комнаты и не оказались вновь в ее собственной спальне. После чего, расплакавшись, она проговорила:
– Дорогая сестрица, если ты больше не увидишь эту шляпку до моей кончины, помни о том, что я показывала ее тебе сегодня.
Миссис Талливер поняла, что должна явить показное сочувствие, но она редко проливала слезы, будучи женщиной крепкого здоровья и телосложения; она при всем желании не могла рыдать столь изобильно, как ее сестрица Пуллет, и частенько страдала из-за этой своей ущербности, особенно на похоронах. От усилий выдавить слезы из глаз лицо ее исказилось мукой. Мэгги, внимательно наблюдая за происходящим, решила, что со шляпкой тетки неразрывно связана какая-то болезненная тайна, которую она никак не могла понять, очевидно, в силу молодости; она прониклась негодованием, рассудив, что сумела бы уразуметь ее, как и все прочее, если бы только ее сочли достойной доверия.
Когда они сошли вниз, дядюшка Пуллет, проявив сообразительность, предположил, что супруга демонстрировала гостье свою шляпку – что и задержало их наверху так долго. Тому же эта пауза и вовсе показалась бесконечной, поскольку он в тягостном ожидании сидел на самом краешке дивана прямо напротив дядюшки Пуллета, который наблюдал за ним лукавыми серыми глазами, время от времени именуя его не иначе как «молодой сэр».
– Итак, молодой сэр, что же вы изучаете в школе? – таков был первый и неизменный вопрос от мистера Пуллета, сразу после чего Том изрядно смущался, тер ладонями лицо и отвечал:
– Не знаю.
И вообще, разговор с дядюшкой Пуллетом наедине приводил Тома в такое смятение, что он не мог даже толком рассмотреть эстампы на стенах, мухоловки или замечательные горшки с цветами; перед глазами у него стояли лишь краги дяди. При этом нельзя было сказать, что Том трепетал перед умственным превосходством дядюшки; и действительно, он уже решил для себя, что не хочет становиться джентльменом-фермером, поскольку ему решительно не нравились тонкие ножки дядюшки Пуллета и его непроходимая глупость – он даже про себя именовал его бабой.
Мальчишеская застенчивость ни в коей мере не является свидетельством преклонения; и, пока вы неуклюже пытаетесь подбодрить юнца, наивно думая, что он ошеломлен и подавлен вашим возрастом и мудростью, ставлю десять против одного, что он в душе потешается над вами, полагая странным типом. Я могу предложить вам единственное утешение – точно так же греческие мальчишки думали об Аристотеле. А вот если вы сумели укротить норовистую лошадь, хорошенько отдубасили ломового извозчика или держите в руке пистолет –