Кабаре-Гиньоль. Русские сезоны. Петр Альшевский

      Равноапостольный Владимир

      Красное Солнышко

      Возился с веревкой и отполированными

      Берцовыми костями

      Несправедливо заподозренного им в измене

      Боярина Вебляка.

      Узлы не те, не держат,

      Позволяют вываливаться,

      Владимир Красное Солнышко злился.

      Распятие он мастерил.

      Куривший в постели Александр Второй

      Сдул с груди нападавший на нее

      Пепел,

      Укоризненно взглянул на фрейлину,

      Только что бравшую у него в рот,

      Комплиментарные отзывы о ее сноровке

      Оказались полным вымыслом.

      Кошки буквально у меня на душе

      Заскребли. Вокруг столько умелых дам,

      А я не пойми с кем семенную жидкость

      Потратил.

      Деликатность в обращении с женщинами

      Откровенно высказаться мне,

      Разумеется, не даст.

      Ступай, милая. Не забудь прическу поправить.

      Ваше Величество мною довольны?

      Польщен нашей встречей.

      Сияющей звездой в памяти сохраню.

      В боевом русском братстве

      Жила твердая убежденность,

      Что лейб-гусарский полковник

      Денис Давыдов

      Ради привлечения женского

      Интереса

      Подкладывает в узкие форменные рейтузы

      Свежий огурец.

      Храбрейший воин, вдохновенный поэт,

      И огурец.

      Ну и неважно, что огурец.

      Разве огурец что-нибудь меняет?

      Второразрядный график Чикалин,

      Мечтавший заполучить оформление

      Книги о революционных пресненских

      Схватках, изучал работы авторитетного,

      Изумительно владеющего карандашом

      Владимира Андреевича Фаворского.

      Паршиво, бездарно, ужасно,

      Как бы я ни старался, так думать

      Мне себя не заставить – рисунки отменные,

      Насыщенные очевидным талантом,

      А вот этот с колышущейся рожью

      И мордой труженика над ней

      Не очень.

      Действительно никакой.

      Словно мой.

      Полностью захваченный открытием

      Беспредметности

      Казимир Малевич

      Подсевшего к нему работягу

      Игнорировал,

      В излияния простоватой до отвращения души

      Не вникал,

      Прислушался и зацепило.

      Разговор затянулся за полночь.

      О бабах они говорили.