Святой сатана. Анатолий Леонов
добавил лекарь, веско подняв указательный палец высоко над головой.
– Цыц, упырь, – прервала его разглагольствования сердитая баба Маня, которой надоело слушать бесконечные жалобы ученого чухонца. – Ты нашей веры не тронь! Сам только и можешь, что клистир ставить да кровь пускать.
– Это не вера, это obscurantis! – упрямо повторил лекарь непонятное старухе заморское слово, за что тут же получил крепкий подзатыльник, от которого его нелепый красный берет слетел с головы прямо под копыта лошадей из их упряжи.
– Пошел вон, басурманин, – не на шутку рассердилась старуха. – Наша вера – не твое дело! А упорствовать будешь, живо в холодном остроге окажешься.
Обескураженный таким исходом лекарь остался на месте, извлекать из-под возка свой головной убор, а строгая баба Маня заковыляла догонять далеко ушедших вперед родственников и слуг.
Тем временем отец Александр уже стоял в пыльной и пустой подклети старой казенной палаты у одного из крохотных помещений, которое облюбовал для уединения и молитвы старец Иов. Сквозь рассохшуюся дверь из кельи в коридор пробивался тонкий лучик света от тусклой лампадки. Огонек светильника единственный указывал на обитаемость комнаты. Никаких звуков изнутри не доносилось.
Благочинный, смущенно кряхтя, заглянул в большую щель между иссохшими досками двери. Посередине кельи стояла почерневшая от времени сосновая колода, в которой, смиренно сложив руки на груди, лежал старец Иов. Лежал тихо, без движения, закрыв глаза. Даже дыхания не было слышно, и было совершенно непонятно, жив ли он или уже отошла в мир горний со святыми молитвами его чистая душа.
Соблюдая монастырский порядок, отец благочинный скороговоркой прочел Исусову молитву. Ответом ему была тишина. Выждав полагающееся время, он второй раз прочел ее с тем же успехом. Не дождавшись ответа в третий раз, он постучал в дверь.
– Аминь! – хрипло произнес старец, продолжая лежать в гробу. – Какое дело заставило тебя, отец Александр, прервать мою молитву? Или ты забыл, что я в затворе?
– Помню, отец Иов, однако дело государевой важности, и потому прошу тебя покинуть затвор!
– Никакой государь не может помешать монаху молиться. Я не выйду. Ступай с миром. А людям, что за тобой стоят, так и скажи, что отец Иов передал: молитва – полпути к Богу! Пусть молятся и обрящут.
Отец Александр молча посмотрел на спутников и обреченно развел руками. Стоявший за его спиной Иван Желябужский в отчаянии рванул ворот кафтана, точно тот душил его, и упал на колени перед дверью затвора.
– Отче, не погуби! Девица юная, невинная. Умирает. Днем еще щебетала, как птичка божья, а теперь лежит бездыханная. Пошто несправедливость такая? Помоги, отец Иов! Ты же можешь! Не дай злодейству свершиться!
В келье послышался скрип старой колоды, и голос старца произнес:
– Девица? Как звать?
– Мария Хлопова, отец Иов!
Дверь резко распахнулась. Старец осмотрел собравшихся острым пронзительным взглядом и кивнул,